Никола Мокрый

— Мария? — красавица встрепенулась и изменилась опять, став на миг странно похожей на Машу. — Я вспомнила… Там, наверху, меня звали так же. Наверное, так и должно быть.

— Ты — Маричка? Та самая, которую бросил князь?.. Дочь колдуна-мельника?

— Я — младшая дочь Киевицы. Я киевских кровей, как и ты, — с достоинством сказала царица вод. — Я сразу узнала тебя. Сразу услышала твою боль. Стук твоего сердца. Так же стучало когда-то мое, когда он ушел от меня. Тебе все еще больно?

Маша кивнула и вдруг сказала то, что не смогла почему-то сказать за весь долгий день никому:

— Так больно… будто все рвется внутри. Я не думала, не знала… Он был привычен, как воздух. Я так привыкла к нему, что не понимала, насколько люблю его. И вдруг он ушел… И словно не стало воздуха!

— И уже не важно, что его тут действительно нет. Ведь его нет и там. — Водяница подняла руку вверх. — Неважно, что вода заберет твою жизнь. Ведь ее нет и там, без него… Как я понимаю тебя. Когда-то и я страдала так же. Но скоро вода выбросит на поверхность все зло: твою боль, тоску, обиду, всю скверну земного мира.

— Нет, нет, — опомнилась Маша. — Я пришла сюда, чтоб забрать своего ребенка.

— Ребенка? — от удивления Водяница вновь переменилась, ее черты заволновались. — Тут нет твоего дитяти.

— Его украли русалки.

— Почто моим вилам красть его? Это ошибка.

— Я хочу переговорить с Водяным.

— Скоро… — посулила водяная красавица. — Скоро он овладеет тобой, и ваш разговор будет вечен. Не держи свою боль. Отпусти. Стань свободной. В тебя войдет чистота.

— Но я не хочу оставаться!

— Ты уже сделала выбор. Так же как я, когда моя сестра стала Киевицей, а я — Водяницей.

— Она принесла тебя в жертву?

— Как и ты, я пришла сюда по доброй воле. Тот, кого я любила, бросил меня, мне не было жизни там. А воде нужна была моя жизнь. Но между мной и сестрой был заключен договор. Когда вода утешит меня, она пришлет мне замену…

— Твоя сестра давно умерла.

— Мне жаль это слышать. Но радостно видеть, что даже это не помешало ей сдержать слово. Ты прыгнула в воду по собственной воле. Ты — самоубийца. Твое сердце болит оттого, что тебя бросил любимый. Хочешь ты или нет, ты не сможешь уйти. Всего за три тысячи мгновений ты изменишься… Идем со мной, Повелительница вод, я покажу тебе твои владения.

* * *

— Поверь, я только на секунду, на секундочку одну отвернулась!.. — взмолилась Даша.

Катя повернулась к ней спиной, вцепилась пальцами в бетонный парапет Вышгородской набережной, вонзилась взором в море, будто надеялась рассечь его силою взгляда и вырвать оттуда Машу.

Сейчас Киевское море походило на настоящее море — сине-черное, изрезанное высокими и быстрыми волнами, мчащимися к берегу. На море начался шторм. Волны росли на глазах — и каждая волна, врезавшаяся в берег, была сильней предыдущей.

— У Маши пропал ребенок. — Катин голос был мертвенным. — Ты сказала ей, что его украли русалки. Неужели было так трудно понять, что она сделает в следующий миг? Ты ж знаешь Машу. Ты не должна была бросать ее в этот миг. Даже на миг. Ты не должна была отворачиваться…

— Я на секунду…

— Ни на секунду!

— Я только набрать воды. А там вдруг лицо в венке… Суженый.

— Я так и знала! — Катин вскрик был как пощечина. — В этом вся ты! Друг будет гибнуть, а ты засмотришься на летящий по небу воздушный шарик. На ерунду!

Большая волна ворвалась на берег, обдала Катерину множеством брызг, — но та не вздрогнула, не отпрянула, только свела темные брови.

— Почему после принесения жертвы на море начался шторм? Ведь море получило то, что хотело… Мы принесли ему жертву, — сказала она и вдруг, сорвавшись, закричала: — Почему, почему, почему жертвой всегда оказывается она?!

— Я же хотела… Я собиралась броситься, — оправдалась Даша. — Я правда хотела. Я не виновата, что Маша… Это все ты! Нужно было позвонить нам раньше, сказать: все о’кей.

— Я позвонила, как только узнала об этом!

— Нужно было вообще не звонить нам с такой дикой инфой! — заорала Чуб.

— Если Машин отец сообщил, что ребенок пропал, как я могла скрыть это от его матери? Но даже если я где-то была не права… Не я, ты была с ней в ту минуту. Не я, а ты бросила ее в тяжкую минуту. Она бросилась в воду, потому что ты ее бросила! Потому что ты — эгоистка, которая думает лишь о себе. Ты можешь променять власть Трех на глупый спор. Можешь променять жизнь друга на прихоть! А уж если дело касается мужчины… Ясно, что ты думаешь не головой.

— Это неправда! — вскрикнула Чуб. — Если б Маша была здесь, она б сказала, это неправда. Она б подтвердила…

— Не смей взывать к ней! Она умерла. Она погибла из-за тебя. Из-за твоего эгоизма. Трех больше нет. Уходи. Не хочу тебя видеть. Убирайся с глаз моих!

Чуб грозно сжала кулаки — будто хотела наброситься с ними на Катю. Секунду она смотрела на старшую из Киевиц, пронзающую ее насквозь ненавидящим взглядом, затем развернулась и побежала прочь, к своему мопеду, вскочила в седло и понеслась…

* * *