Николай Алексеевич Островский

Именно такого «возрождения» ждут, о нем мечтают все враги Союза Советов, именно ради того, чтобы понудить рабочий класс к восстановлению старого, классового государства, они экономически блокируют Союз. Литератор-рабочий должен ясно понимать, что противоречие между рабочим классом и буржуазией — непримиримо, что разрешит его только полная победа или же гибель. Вот из этого трагического противоречия, из трудности задач, которые повелительно возложены историей на рабочий класс, и должен возникнуть тот активный «романтизм», тот пафос творчества, та дерзость воли и разума и все те революционные качества, которыми богат русский рабочий-революционер».

(«О том, как я учился писать», 1928)

«Писатель обязан все знать — весь поток жизни и все мелкие струи потока, все противоречия действительности, ее драмы и комедии, ее героизм и пошлость, ложь и правду. Он должен знать, что каким бы мелким и незначительным ни казалось ему то или иное явление, оно или осколок разрушаемого старого мира, или росток нового».

(«Письма начинающим литераторам», 1930)

«Литератор должен знать если не все, то как можно больше об астрономе и слесаре, о биологе и портном, об инженере и пастухе и т. д.»

(«О кочке и о точке», 1933)

«Наша молодая драматургия — ниже героической нашей действительности, а основное назначение искусства — возвыситься над действительностью, взглянуть на дело текущего дня с высоты тех прекрасных целей, которые поставил пред собой рабочий класс, родоначальник нового человечества. Мы заинтересованы в точности изображения того, что есть, лишь настолько, насколько это необходимо нам для более глубокого и ясного понимания всего, что мы обязаны искоренить, и всего, что должно быть создано нами. Героическое дело требует героического слова».

(«О пьесах», 1933)

В глубоком обдумывании этих горьковских мыслей сказалось пристальное внимание Островского к вопросу о роли и долге писателя, то-есть своем новом месте в боевом строю.

Сама жизнь дала молодому писателю наиболее полный ответ на его мысли.

17 августа 1934 года в Москве открылся первый Всесоюзный съезд советских писателей. Островский внимательно следил за работой съезда. От строки до строки прочитывалось ему все, что появлялось в газетах. Позже он изучал материалы съезда по стенографическому отчету, особенно вслушиваясь в слова А. А. Жданова, доклад и заключительное слово А. М. Горького.

Партия устами товарища Жданова напутствовала писателей:

«Создавайте творения высокого мастерства, высокого идейного и художественного содержания.

Будьте активнейшими организаторами переделки сознания людей в духе социализма.

Будьте на передовых позициях борцов за бесклассовое социалистическое общество».

Горячо воспринял это напутствие Островский. Им владело беспредельное желание вложить в страницы будущей книги всю страсть, все пламя сердца, чтобы она звала молодежь к борьбе, воспитывала в ней беззаветную преданность нашей великой партии.

«Делаю все, чтобы второе дитя выросло красивым и умным», — писал он А. Караваевой.

Но приступив к новой работе, писатель сразу же столкнулся с новыми трудностями. Их нельзя было преодолеть без поездки в Москву.

Задуман роман на материале времен борьбы с белополяками, а под руками — никакой литературы.

В письме от 22 ноября 1934 года мы читаем:

«…И вот здесь сразу же натыкаюсь на полное отсутствие исторического материала, то-есть у меня нет книг, брошюр, статей военного и политического характера, охватывающих 1918, 1919, 1920 годы в наших взаимоотношениях с Польшей. То, что есть в моей памяти от давно прочитанного, виденного и слышанного, недостаточно для основы политического романа. Нужно прочесть все заново, продумать и обобщить».

Он хотел порыться в документах, первоисточниках, ознакомиться с показаниями врага.

«Возможно, есть переведенные с польского на русский язык мемуары Пилсудского или какого-либо иного белопольского лидера? — спрашивал он москвичей. — Проработать эту фашистскую литературу мне было бы полезно. Врага надо изучить, тогда вернее будет удар».

Наконец его интересовали живые участники и свидетели событий, о которых предстояло рассказать.

«Особенно важно мне рассказать о первых ростках и собирании сил братской компартии Польши. Конечно, никакая книга не может мне заменить живой рассказ о живых людях; живые люди в художественном произведении почти все. Вот почему мне так нужна Москва…»

Островский не собирался зимовать в Сочи, тем более, что погода резко изменилась, начались бесконечные осенние дожди, уехали московские гости, стало тоскливо. Однако хлопоты по жилищным делам в Москве затянулись, и он вынужден был остаться в Сочи.

В Сочи он пережил тяжелую весть о злодейском убийстве Сергея Мироновича Кирова. «…И вот это гнусное убийство, — писал он, потрясенный, А. Караваевой. — Этот удар заполнил все. Подумай, Анна, каких гадин вырастила зиновьевщина!»

Охваченный гневом к врагам народа — фашистским убийцам — Островский в первых же числах декабря начинает диктовать свой антифашистский роман «Рожденные бурей».

Он с головой ушел в новую работу.