А уж при большевиках и повальном оплевывании «царизма» клеветническая версия приобрела почти «официальный» статус, ее изложил в своей «Крымской войне» даже академик Тарле (впрочем, старый марксист, в 1917 г. член комиссии Временного правительства, силившейся доказать «измену» Николая II). Но подкрепить эту версию, кроме голословной болтовни Шелгунова и сомнительных воспоминаний Пеликана получалось нечем! И появилось еще одно «доказательство». В XIX – начале XX вв. полную биографию Николая I писал историк Николай Шильдер, сын лучшего николаевского инженера. И вот якобы в одной из книг, которую прорабатывал Шильдер, возле официального описания смерти царя, он написал на полях: «Отравился». Откуда делаются выводы, что Шильдер мог иметь доступ к неким документам или что-то слышать от осведомленных людей. Хотя публикация об этой надписи появилась только после революции. Кто видел в глаза подлинник – неведомо. Экспертиза почерка, разумеется, не проводилась. Была ли эта надпись вообще – неизвестно. Кстати, и даже слово «отравился» еще не предполагает – добровольно. Можно отравиться и тем, что тебе подсунули. Под видом лекарств.
А вот версия убийства за уши никогда не притягивалась. Она была очень распространенной. Но ее-то либеральная «общественная мысль», возобладавшая после смерти Николая I, глушила и игнорировала. Графиня С. Д. Толь писала: «Умер ли он своей смертью? Многие современники упорно уверяли, что он был отравлен одним из докторов, которого будто бы подкупил на это злодеяние французский император Наполеон III» [143]. Заинтересованными были не только французы, но и англичане. Но и в России имелась сильная партия «противников войны». То есть капитулянтов, готовых любой ценой восстановить «дружбу» с вожделенным Западом. А как раз в январе-феврале 1855 г., после Венской конференции, стали известны условия, на которых Франция и Англия согласны начать переговоры о мире! Для отечественных «миролюбцев» они были вполне приемлемыми. Главной помехой был царь.
Но ведь и эти «миролюбцы», и Лондон, и Париж были связаны масонскими узами. А «вольные каменщики» уже давно исподволь опутывали наследника престола. Да и в окружении самого Николая I их хватало. Великая княгиня Мария Павловна прямо обвиняла Мандта в убийстве царя. Такого же мнения была фрейлина М. П. Фредерикс, указывая на неизвестные порошки, приносимые в кармане [144]. Она описывала: «Народ увидел тут неестественную смерть, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу врача Мандта. Последнего успели спасти: он скрылся из Зимнего дворца задними ходами» [131]. Итак, – мотивы налицо. Подозрения тоже. А факты? Имеются и факты. Они косвенные. Часть из них – только предположительные. Но изложим их во всей совокупности.
8 февраля Мандт почему-то попросил себе в помощь Карреля, лейб-медика наследника. Очень странно. Как раз в это время царь почти выздоровел (и назавтра поедет в Манеж провожать войска). Зачем «всесильному» Мандту в такой момент понадобился ассистент? Но в версии убийства это четко объясняется. Нужен был второй врач, чтобы разделил ответственность. Свидетель, что прилагались все усилия для лечения. Но такой, чтобы сам ни во что не вмешивался, «пикнуть не смел». Следующая загадка 16–17 февраля. Очередное улучшение, уже после поездок в Манеж, сменилось вдруг обвальным обострением. По признанию всех специалистов, Мандт, несмотря на сомнительную «атомистику», был великолепным диагностом. Он должен был обнаружить угрозу. Почему же о ней известил не он, а молодой Каррель?
Почему не был созван консилиум? В Петербурге находилось несколько светил медицины. Прежний лечащий врач царя, старый Арендт (большинство аристократов по-прежнему предпочитали лечиться у него). Была восходящая звезда медицины Пирогов. Был профессор Здекауэр, имевший такой же высший ранг, что и Мандт – лейб-медик-консультант. Понятно, что самоуверенный Мандт не желал допускать сторонних врачей в «свой огород». Но он же был и хитрым карьеристом. Раньше-то уклонялся от трудных случаев, перекладывал на других. Он не мог не понимать – если царь умрет, его карьера кончена. Вот теперь-то было бы логично разделить ответственность, снять ее с себя. Почему Мандт не сделал этого? И фактически помешал это сделать царской семье – до роковой ночи, уверяя, что опасности нет…