Шел уже третий час дня. А 14 декабря солнце заходило в 14.58. Под покровом темноты 3 тыс. вооруженных мятежников могли растечься по городу. Потянут за собой ненадежных, будут обрастать люмпенами и чернью, начнутся погромы. Лидеры восставших после провала прежних планов как раз и хотели дождаться ночи. Да и городские буяны кричали им – надо еще часок продержаться, до темноты… У Николая собралось 12 тыс. штыков и сабель. Но начинать побоище в центре столицы – сколько прольется крови с обеих сторон? Государь снова выехал на Сенатскую, и опять его осыпали залпом.
Генерал Толь высказал то, что думали многие: «Одно средство окончить это дело – пустить картечью в эту сволочь». Подтвердил генерал Васильчиков: «Ваше величество… теперь не должно терять ни одной минуты: добром нечего здесь взять, необходима картечь». Царь понимал, что они правы, но, как мог, отодвигал решение: «Вы хотите, чтобы я в первый день царствования пролил кровь моих подданных?». «Чтобы спасти вашу империю,» – ответил Васильчиков. Николай велел заряжать картечью. Три орудия оставили на выезде с Адмиралтейской площади, одно отправили брату Михаилу. Но царь сделал еще одну попытку не доводить до крайности.
К мятежникам поскакал начальник артиллерии Сухозанет. Отчаянно въехал на лошади прямо в толпу. Объявил: «Ребята! Пушки перед вами. Но государь милостив, жалеет вас и надеется, что вы образумитесь». В случае сдачи обещалось прощение всем, кроме главных зачинщиков. Но они-то постарались не допустить этого. Окружили Сухозанета, кричали, «привез ли он конституцию». Видя, что больше говорить не о чем, он ответил: «Я прислан с пощадой, а не для переговоров». Повернулся и поехал прочь. Вслед ему пошла пальба. В генерала не попали, сбили только перья на шляпе. Но пули сразили нескольких артиллеристов, посторонних граждан.
Дальше тянуть было уже нельзя. Николай скомандовал: «Пальба орудиями по порядку. Правый фланг начинай. Первая…». А когда артиллеристы изготовились, все же сказал – «отставить». Повторил команду и… снова «отставить». В третий раз прозвучало: «пли». Артиллерист первого орудия команду не выполнил. К нему подбежал командир, поручик Бакунин. Тот робко оправдывался: «Свои, ваше благородие». Поручик закричал: «Если бы даже я стоял перед дулом и скомандовал «пли», не следовало останавливаться». Артиллерист, а по другим данным сам Бакунин, поднес фитиль к орудию.
Хотя первый выстрел нацелили не в «своих», а поверх голов. Это было еще одно предупреждение. Заряд картечи ударил высоко, в стену и крышу здания Сената. Но бунтовщики сочли это подтверждением, что по «своим» артиллеристы стрелять не будут. Отозвались возбужденными криками и бешеной пальбой, снова падали люди, пораженные пулями. Вот тогда грохнули второй, третий выстрелы. По толпе. И восставшие побежали. Сперва хлынули к Крюкову каналу и Конногвардейскому манежу, где стояли семеновцы.
Михаил Павлович тоже тянул с командой, но его подтолкнули сами артиллеристы: «Прикажите палить, ваше высочество, не то они самих нас сомнут». Картечь отшвырнула мятежников. Они рассыпались в разные стороны. Вслед им сделали еще несколько выстрелов. Вдоль узкой Галерной улицы, вдоль Крюкова канала. Многие прыгали в глубокий снег на лед Невы. Михаил Бестужев пытался построить их – уцепился за надежду захватить Петропавловскую крепость и засесть в ней. Но два выстрела картечью рассеяли его скопище.
В. А. Жуковский писал А. И. Тургеневу: «Провидение сохранило Россию. Можно сказать, что Оно, видимо, хранит и начинающееся царствование. Какой день был для нас 14-го числа! В этот день все было на краю погибели… Можно сказать, что эта сволочь составлена из подлецов малодушных. Они только имели дух возбудить кровопролитие; но ни один из них не ранен, ни один не предпочел смерть… Преступные злодеи, которые хотели с такой свирепостью зарезать Россию». «Николай представился нам совсем другим человеком; он покрылся честию в минуту, почти безнадежную для России» [32].
А далеко от Петербурга, в Саровской пустыни, радовался преподобный батюшка Серафим: «Слава Богу! Слава Богу! Царя богоизбранного даровал Господь земле Русской! Сам Господь избрал и помазал его на царство!». Про Николая Павловича он говорил: «Его Господь сохранит: он велик перед Господом – он в душе христианин!». «Блаженны мы, что имеем такого Царя», «Я всегда молюсь, чтобы Господь продлил жизнь его для счастия России» [29].
ГЛАВА 11.
ЭХО НА ЮГЕ
Восстание Черниговского полка
В Зимнем дворце весь день 14 декабря прошел в страшном напряжении. То привезли распоряжение готовить эвакуацию. То видели из окон промчавшуюся конницу. Потом ворвавшуюся во двор толпу солдат – и узнали, что это были мятежники. Жена государя мысленно повторяла молитвы: «Услыши меня, Господи, в моей величайшей нужде…» Они с Марией Федоровной посылали офицеров и сановников узнать обстановку. Но те не возвращались, получая от царя и его помощников другие поручения.