Хотя в показаниях были упоминания о тайном «Финляндском обществе». Австрийский посол Лебенцельтерн пытался укрыть Трубецкого. Один из сотрудников его посольства, Шварценберг, побывал на Сенатской площади, «поехал в каре мятежников и очень долго с ними беседовал». Мы уже рассказывали и о показаниях Муравьева-Апостола – как декабрист Княжевич ездил в Варшаву для встречи с английским послом Стрэтфордом Каннингом. Но «Финляднскому обществу» не нашли подтверждения и списали, что это была «выдумка мятежников» – для подбадривания друг друга. Поведение австрийского посла объяснили родством с Трубецким (а Шварценберга? Осталось без объяснения). А информацию о совещании в Варшаве с английским послом самоуверенно отверг великий князь Константин Павлович. Объявил – это ложь, у него в Варшаве контроль образцовый, неужели от него могло бы что-то утаиться? Не верить Константину было нельзя. Вопрос закрыли [23]. Хотя последующее польское восстание показало, что в Варшаве Константин был глух и слеп, абсолютно не знал, что творится у него под носом.
Учитывая подобные особенности следствия, стоит ли считать случайным, что не нашлось достаточных доказательств для высоких покровителей декабристов? А крайними оказалась пятерка повешенных. Один убийца (но отказавшийся убить царя). У четверых других вдобавок к известным их преступлениям было еще кое-что общее. Слишком много знали. В том числе о связях с иностранцами (взаимодействие с поляками курировал Бестужев-Рюмин). Могила сокрыла их тайны. Но многие другие заговорщики, игравшие важные роли, отделались очень легко. Например, Федор Глинка, помощник Милорадовича, извещавший сообщников обо всех планах правительства. Его арестовали, но под суд он вообще не попал. В июне 1826 г. освободили, исключили с военной службы и сослали в… Петрозаводск. Там он отлично устроился советником Олонецкого губернатора.
Такие странности могут найти объяснения, если учитывать, какое окружение сформировалось вокруг Николая I. Оно возникло в короткий период междуцарствия и мятежа – до того его положение не было высоким, и собственного окружения у него не было. Тайный Манифест о престолонаследии выдвинул в число ближайших доверенных А. Н. Голицына. Экстренное составление царских актов и законодательные замыслы Николая снова возвысили Сперанского. В талантах юридических формулировок ему равных не было. Поэтому Балугьянский возглавлял II Отделение Его Императорского Величество канцелярии чисто номинально. Реально там стал заправлять Сперанский. Большой вес набрал Бенкендорф. Но… и он являлся масоном! Обычно указывают – «бывшим». Ложа «Соединенные друзья», где он состоял, после запрета 1822 г. прекратила собрания. Но личного разрыва с масонами Бенкендорф никогда не декларировал. Так что вопрос о «бывшести» остается открытым – ведь и Пестель до 1822 г. состоял в одной ложе с ним.
А патриотическая партия Аракчеева потерпела в придворной борьбе поражение. Сам Аракчеев брал на себя неудачные инициативы Александра, вроде военных поселений – а теперь ему оставалась роль «козла отпущения». Но он и слишком занесся. Осенью 1825 г., занятый драмой с убийством сожительницы, самоустранился от дел, не поехал в Таганрог, куда звал его Александр. И в Петербурге появился лишь 9 декабря, по сути игнорируя Николая и не оказав ему поддержки – хотя он-то знал тайну престолонаследия. Без последствий это не осталось. Аракчеев привык являться к Александру прямо в кабинет, без предварительного доклада. Когда Николай Павлович стал государем, точно так же зашел к нему. Но император его попросту выставил его в приемную, где ожидали министры [26]. В апреле 1826 г. Аракчеев отправился в отставку.
Однако после этого попали под удары и те, кто помогал ему свалить Голицына – ревностные борцы с вольнодумством Магницкий (попечитель Казанского учебного округа), Рунич (попечитель Санкт-Петербргского учебного округа). В 1826 г. на них напустили ревизию генерала Желтухина. В Казани она накопала массу жалоб, представила картину полного развала университета, нашла какую-то недостачу казенных денег. Магницкого отстранили от должности и сослали в Ревель, для покрытия недостачи наложили секвестр на его имения. Рунич тоже попал под суд, был уволен со службы.
Архимандриту Фотию, главному борцу с еретиками, Николай I дозволил писать о чем угодно в его собственные руки, но… доступ ко двору ему был закрыт. Ему пришлось вернуться в свой монастырь. Казалось бы, все вернулось на круги своя. Молодой неопытный государь – и весьма мутные приближенные. Как при Александре. Но Николай очень отличался от старшего брата. И на трон взошел в совершенно иной обстановке. Во время мятежа он так проявил и поставил себя, что отныне не окружение рулило царем, а царь рулил им. Навязывал ему свои убеждения, а не наоборот.