Николай Гумилев

Но разве существует на свете моногамия для мужчин? Я помню, раз мы шли по набережной Невы с Колей и мирно беседовали о чувствах мужчин и женщин, и он сказал: "Я знаю только одно, что настоящий мужчина - полигамист, а настоящая женщина моногамична". - "А вы такую женщину знаете?" - спросила я. "Пожалуй, нет. Но думаю, что она есть", - смеясь ответил он. Я вспомнила Ахматову, но, зная, что это больно, промолчала.

У Ахматовой большая и сложная жизнь сердца. Но Николай Степанович, отец ее единственного ребенка, занимает в жизни ее сердца скромное место. Странно, непонятно, может быть, и необычно, но это так".

Вскоре Гумилев возобновил занятия в университете, но не на юридическом факультете, где формально числился студентом с 1909г., а теперь уже на романо-германском отделении историко-филологического факультета, точнее, стал посещать семинары профессоров Шишмарева и Петрова, изучать старофранцузскую поэзию.

По инициативе Гумилева в университете был организован "Кружок романо-германистов" под руководством профессора Петрова, для изучения старофранцузских поэтов. Он сам организовал "Кружок изучения поэтов" и попросил профессора И. И. Толстого быть руководителем. Предложил программу занятий, основанную на формальном методе изучения, прочел доклад о Теофиле Готье.

Чтобы жить ближе к университету, Гумилевы сняли в Тучковом переулке недорогую комнату и поселились в ней. Николай Степанович начал брать уроки латинского языка, а для того, чтобы читать английских классиков, занимался и английским.

В октябре вышел наконец созданный на базе "Цеха Поэтов" первый номер журнала "Гиперборей", редакция которого сначала помещалась на квартире Лозинского, а летом переехала на Разъезжую, 3. Основное место в журнале занимали стихи и статьи, посвященные вопросам нового направления в поэзии.

"Гиперборей" был гумилевским журналом, отстаивающим его взгляды на поэзию, но он показывал также, что внутри нового течения могут быть различные направления, которые не вполне уживаются друг с другом. Общность разностей - вот принцип журнала.

Чтобы наглядно показать этот принцип, в первом номере были помещены стихотворения Гумилева и Городецкого - о Фра Беато Анджелико.

Городецкий упрекал Н. С. Гумилева, браня его "за неожиданную и эксцентрическую для акмеиста любовь к смиренному художеству Фра Беато Анджелико".

Г у м и л е в:

Преданье есть: он растворял цветы

В епископами освященном масле...

Есть Бог, есть мир, они живут вовек.

А жизнь людей мгновенна и убога,

Но все в себя вмещает человек,

Который любит мир и верит в Бога.

Г о р о д е ц к и й:

...Нет, он не в рост Адаму акмеисту!

Он только карлик кукольных комедий,

Составленных из вечной и пречистой

Мистерии, из жертвенных трагедий.

Ужель он рассказал тебе так мало

Из пламенной легенды христианской,

Когда в свой сурик и в свое сусало

Все красил с простотою негритянской?

Гумилеву были чужды напыщенность и красивости Городецкого. Так первый же номер "Гиперборея" представил двух противников-единомышленников.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

14.12.1925

Ш и л е й к о: "Николай Степанович почему-то думал, что он умрет в 53 года. Я возражал, говоря, что поэты рано умирают или уж глубокими стариками (Тютчев, Вяземский). И тогда Николай Степанович любил развивать мысль, "что смерть нужно заработать и что природа скупа и из человека выжмет все соки и, выжав, - выбросит", и Николай Степанович этих соков чувствовал в себе на 53 года. Он особенно любил об этом говорить во время войны. "Меня не убьют, я еще нужен". Очень часто к этому возвращался. Очень характерная его фраза: "На земле я никакого страха не боюсь, от всякого ужаса можно уйти в смерть, а вот по смерти очень испугаться страшно". Стихотворение "Бродяги". Обычно он свои ощущения не стихами подкреплял, а после прозаического разговора писал стихами. Это давно было, в 1912 или 1913 году. Кто-то из очень солидных людей (не Струве) все хотел от него узнать по-толстовски, зачем писать стихи, когда яснее и короче можно сказать прозой. И тогда Николай Степанович, сердясь, говорил, что ни короче, ни яснее, чем в стихах, не скажешь. Это самая короткая и самая запоминающаяся форма - стихи.

Он же говорил, что в стихи нельзя играть, если в стихе сомнение обязательно плохие стихи будут. И в том же 1912г. он говорил, что стихотворение не может быть написано с "нет". Отрицание не есть поэтическая форма, только утверждение...

Он никогда не лазил в... примечания. "Для того чтобы поэт понимал поэта, никаких комментариев не нужно".

В 1912 г. н а п и с а н о:

Зимой 1911/12 - стихотворения: "Оборванец", "Маргарита", "Современность" (в Ц. С.), "Родос", "Укротитель зверей", "Она".

В конце мая, после возвращения из Италии, - стихотворения: "Птица", "Рим", "Пиза", "Фра Беато Анджелико".

Осенью - стихотворение "Памяти И. Ф. Анненского".

Н а п е ч а т а н о: