Николай I

Судьба оказалась благосклонной к этому монументу. Он сохранился, несмотря на кампании по сносу памятников. Этому способствовали отчасти громкие имена его создателей — архитектора Огюста Монферрана и скульптора барона Петра Карловича Клодта. Имя последнего ассоциировалось в первую очередь с конным ансамблем Аничкова моста и памятником И. А. Крылову в Летнем саду, место для которого, между прочим, определил сам Николай I. Сразу после Февральской революции известный литератор А. В. Амфитеатров, сосланный в 1902 году в Минусинск за антиромановский очерк «Господа Обмановы» (позднее — эмигрант, вернувшийся в Россию в 1916 году и вновь эмигрировавший после 1920 года), в статье «Идол самодержавия», опубликованной 22 марта 1917 года в газете «Русская воля», писал: «Возникла в Петрограде комиссия по охране памятников. А не нужна ли комиссия для разрушения некоторых памятников… Наиболее возмутительным памятником голштиноготорпской династии, который надо непременно убрать с глаз народных, и чем скорее, тем лучше, является монумент Николая I на Исаакиевской площади…»^{6} Аналогичной была позиция Марины Цветаевой (в черновых тетрадях 1931 года): «Единственный памятник, который следовало бы сбить, — это памятник Николая I, убийцы Пушкина. Или, щадя работу Клодта, надпись: «Памятник воздвигнутый самодержавием убийце Пушкина»^{7}. Памятник на Исаакиевской площади все-таки устоял. Не потребовалось даже делать надпись, как на пьедестале памятника Александру III работы Павла Трубецкого, установленного в 1909 году у Николаевского (ныне — Московского) вокзала, затем нашедшего пристанище (уже без пьедестала) во дворе Русского музея, а позже — Мраморного дворца…

Зато канул в Лету памятник Николаю I перед университетом Святого Владимира в Киеве скульптора М. А. Чижова. Он был открыт по инициативе киевлян 21 августа 1886 года «в память императора», как было отмечено в их прошении, «возродившего наш древний город и давшего ему новую лучшую жизнь»^{8}. Такая же судьба постигла скромный памятник Николаю I в селе Медведь Новгородской губернии работы А. Н. Беляева по первоначально забракованной модели его учителя П. К. Клодта. Установленный в 1862 году по инициативе и в значительной мере на деньги местных крестьян, благодарных за освобождение их Николаем I от казенных податей в связи с неучастием в бунте военных поселян в 1831 году, он был сброшен солдатами вскоре после Февральской революции^{9}.

На даче «Александрия» в Петергофе (перед Коттеджем) находилась мраморная статуя Николая I, заказанная вдовствующей императрицей Александрой Федоровной H. С. Пименову и по его модели выполненная Р. К. Залеманом в 1869 году. (Эта статуя, вылепленная в гипсе в 1868 году, сохранилась в Русском музее.) Бронзовые бюсты императора и императрицы ранее находились и в Сергиевке (Старый Петергоф)^{10}. Покинул свой постамент колоссальный бюст Николая I из бронзы работы H. С. Пименова (в кольчуге с зерцалом и корзно, закрепленном фибулой на правом плече), торжественно открытый на средства купечества в зале Петербургской биржи 27 сентября 1859 года. Неизвестна судьба установленного к столетию со дня рождения Николая I бюста из каррарского мрамора работы И. М. Захаржевского по модели Р. К. Залемана в Институте гражданских инженеров, бюста работы Медейского на Николаевском (Московском) вокзале, бюста в Морском музее, находившемся ранее в здании Адмиралтейства. А на выставке новых поступлений Русского музея 1998 года был представлен бюст античного образца, выполненный в мраморе скульптором Трискорни, под названием «Портрет великого князя Николая Павловича»…

Историк Ю. В. Готье писал о Николае I: «Еще при жизни личность его вызывала среди современников два совершенно противоположных отношения. Многие из придворных деятелей, имевших личное общение с Николаем Павловичем, а в особенности те, которым удавалось наблюдать его в интимном семейном кругу, восхищались им и боготворили его; пишущему эти строки самому приходилось слышать от лица, имевшего доступ к императору Николаю, отзыв о нем, исполненный восторга и благоволения. Наоборот, представители передовых и независимых кругов русского общества, нередко на себе испытавшие тяжесть реакционной политики николаевского времени, склонны были усматривать в личности самого государя источник реакции и гнета. Ненависть к Николаю I, естественно вытекавшая из такого отношения, нашла себе самое, быть может, яркое отражение в произведениях Герцена. Беспристрастное и хладнокровное отношение, необходимое для оценки деятельности и личности Николая Павловича, не наступило и до сих пор»^{11}.