Первым был выполнен рельеф со сценой на Сенной площади, затем привезены в Петербург изготовленные в воске рельефы «14 декабря 1825 года» и «Сдача Гёргея». В целом работу Н. А. Рамазанова, несмотря на интриги О. Монфер-рана, признали удовлетворительной. Но когда было решено вместо венгерского восстания изобразить сцену награждения М. М. Сперанского за составление «Свода законов», работу поручили петербургским скульпторам H. С. Пименову и Р. К. Залеману. Впрочем, первый с февраля по август 1857 года выполнил только рисунки, а сам заказ был передан Р. К. Залеману. При работе использовались воспоминания М. А. Корфа, список членов Государственного совета с указаниями их внешних признаков. Гипсовая модель рельефа была одобрена Советом Академии художеств 4 ноября 1856 года.
Не останавливаясь подробно на истории сооружения памятника{18}, отметим, что, по общему мнению, портретное сходство генерала лейб-гвардии Конного полка в кирасе и каске, низко надвинутой на лицо, с Николаем I отступало на второй план. Изначально памятник стал символом, олицетворявшим самодержавного монарха в представлении многих людей, еще помнивших императора, хотя оценка его, естественно, была весьма различной. Для Л. Н. Толстого памятник Николаю I в Петербурге — это памятник «Палкину» в серии памятников «Палкиным» вообще; для М. Н. Залевского в «русском зарубежье» — один из двух «Медных всадников», охраняющих страну и столицу России»{19}. Характерен эпизод в воспоминаниях Александра Бенуа о его встречах с Александром II в «блиндированной», как тогда говорили, карете: «Одна из этих встреч произошла у самого памятника Николаю I у Синего моста; карета, окруженная казаками, пересекла площадь с Вознесенской на Морскую. И, может быть, потому картина эта запечатлелась с такой отчетливостью в моей памяти, что я, не вполне отдавая себе отчет, все же как-то особенно ощутил контраст между гордой осанкой Николая Павловича, невозмутимо сидящего на своем вздымающемся коне, и видом его сына, уподобившегося преступнику, которого влекут куда-то под охраной»{20}.
В 1996 году исполнилось 200 лет со дня рождения императора Николая I, и вновь, как сто лет тому назад, это стало поводом для нового осмысления его личности. Не будем спешить подводить итоги царствования. Не эти глобальные оценки нас сейчас интересуют. Внимательно присмотримся к самому человеку и государю императору Николаю Павловичу. Тем более что личность самодержца во все времена многое определяла в истории России. Характеристика личности Николая I, конечно же, не будет однозначной. Прошли годы, когда изображение исторических персонажей в розовом или черном цвете было правилом хорошего тона и индульгенцией на право публикации. Присмотримся еще раз к застывшему в медном сплаве памятнику на Исаакиевской площади и постараемся разглядеть не мундир, а человека.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
«Меня будут называть Николаем Первым»:
Заветы Марка Аврелия
В 1871 году приглашенный для написания истории Санкт-Петербургского воспитательного дома А. П. Пятковский обнаружил в архиве IV Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии шкаф с бумагами Марии Федоровны, опечатанный без составления описи ее секретарем Г. И. Вилламовым в 1828 году. Среди бумаг оказалась папка «Les études du grand duc Nicolas». Так было найдено среди прочего письмо шестнадцатилетнего Николая к его учителю древних языков и морали Ф. П. Аделунгу от 24 января 1813 года. Это письмо на французском языке представляло собой сочинение по мотивам «Похвального слова Марку Аврелию» («Éloge de Marc Aurele, par Ant. Thomas»). Николай работал с французским изложением, хотя это произведение к тому времени дважды переводилось на русский язык (в 1777 году Д. И. Фонвизиным, в 1800 году С. Е. Родзянко). Позднее «Похвальное слово» значилось и в «Плане учения» для сына Николая Павловича Александра Николаевича, составленном поэтом В. А. Жуковским в 1826 году.