Поставщиками книг и эстампов были книгопродавцы: в России — Терехов, Шлицдорф, Фельтен, Дюфур и Клюзель; в Париже — Варэ, Жио, Юнг-Трейхель и Вюрц; в Вене — Кунич; в Берлине — Гропиус, Браунмюллер и Зейдель; в Лейпциге — Брокгауз. В 1855 году, во исполнение духовного завещания Николая I, его так называемая «секретная библиотека» (с коллекцией эротической графики), находившаяся в Царском Селе, перешла к наследнику — императору Александру II; остальные библиотеки — великому князю Константину Николаевичу{1206}
. В Аничковом дворце также имелись небольшие библиотеки — отдельно Александры Федоровны и Николая Павловича. Это были простые шкафы, затянутые серой тафтой. Библиотека императора отличалась тем, «что в ней над шкафами висели портреты генералов, с которыми он вместе служил»{1207}. Различные справочные издания и карты поступали по линии Военного ведомства. Так, 16 декабря 1840 года Собственная Его Императорского Величества контора препроводила для «собственного употребления государя императора» вновь вышедшие издания, включая сведения о квартирном расположении войск в губерниях, несколько частей «Записок» Военно-топографического депо, топографические карты Виленской и Лифляндской губерний, топографические съемки окрестностей Бородино, план Санкт-Петербурга, а также карты Малой Азии (еще памятны были Египетские кризисы 1833 и 1839 годов).Наметившееся в юности увлечение историей осталось у Николая Павловича и в зрелые годы. Из зарубежных историков он больше всего уважал Тьера, из русских — Каченовского (как издателя) и Карамзина. Известно, что незадолго до восстания декабристов, 31 октября 1825 года, великий князь присутствовал на вечере у Марии Федоровны, на котором Карамзин читал выдержку из 12-го тома своего труда об осаде Троицкой лавры. Позднее Николай I признавался графу П. Д. Киселеву, что мало читает: «У меня нет времени, но я все же нахожу его, чтобы почитать Тьера. Выбранный им сюжет и то, как он его преподносит, заставляет меня предпочесть его всем серьезным трудам, которые мне присылают. Я всегда с нетерпением ожидаю следующего тома. В промежутках тешу себя чтением Поля де Кока и «Journal des Débats», я листаю его уже 40 лет»{1208}
.Были у Николая Павловича и свои любимые писатели, в том числе и для семейного чтения. Прежде всего следует назвать имя Вальтера Скотта, тогда уже признанного родоначальника исторического романа, хотя право на существование этого жанра еще оспаривалось критикой, и скептик «барон Брамбеус» (О. И. Сенковский) в «Библиотеке для чтения» называл его незаконнорожденным плодом науки и художественной литературы{1209}
. Для Николая Павловича таких сомнений не существовало. Имя этого писателя напоминало императору английские впечатления молодых лет, а его произведения позволяли окунуться в поэтизированную атмосферу рыцарских времен{1210}. Не случайно и «Бориса Годунова» государь без всякого злого умысла, а с вполне искренним желанием помочь, посоветовал А. С. Пушкину переделать в исторический роман, наподобие Вальтера Скотта. В его представлении это была высокая планка мастерства. В круг чтения императорской семьи входили также Шатобриан и Жермена де Сталь. Из произведений Франсуа Рене де Шатобриана на Николая Павловича, вероятно, могла произвести впечатление впервые опубликованная в 1826 году «История последнего из Абенсераджей», посвященная рыцарственной любви араба к испанке. Вероятно, императору были близки и «Замогильные записки», опубликованные посмертно (1848–1850), в которых писатель скорбел о том, что Европа устремляется к демократии и переходит от монархии к республике. Позднее Николай Павлович познакомился с произведениями Поля де Кока, иногда двусмысленными, к которым в большей степени тяготел его брат Михаил Павлович, снабжавший ими своих знакомых. Но, пожалуй, особенно император любил вполне социального, хотя и несколько сентиментального Эжена Сю, писателя, рисующего жизнь парижского «дна». Его роман «Парижские тайны» (1842–1843) он читал вслух, и при чтении на его глаза наворачивались слезы. С другим произведением Эжена Сю, «Вечный жид» (1844–1845), он познакомился в 1845 году.Новейшие произведения как русской, так и иностранной литературы «озвучивались» в «вечерних собраниях» императрицы, когда не было музыки{1211}
. Первое знакомство Николая Павловича с русской словесностью состоялось в молодости, во многом по произведениям, публиковавшимся в «Вестнике Европы», который издавался историком М. Т. Каченовским{1212}. Не случайно, посетив в 1837 году Московский университет, император, как писал в своей записке попечитель Московского учебного округа граф С. Г. Строганов, «удостоил высочайшим приветствием г. ректора как лично известного ему на ученом поприще чиновника»{1213}. (Каченовский стал ректором в 1837 году.)