Николай I

Николай Павлович сохранил двойственное отношение к Пушкину. Тот нарушил слово дворянина, не сдержал данное ему обещание не драться на дуэли с Дантесом ни под каким предлогом. Император был склонен оправдать поведение Дантеса, обвиняя в первую очередь Геккерна. В принципе, именно так Николай Павлович поступал и в других случаях, когда разбирал дуэли. Самые тяжелые наказания несли не дуэлянты, а те, кто спровоцировал дуэль или, вопреки служебным обязанностям, не предотвратил ее. 4 (16) февраля 1837 года Николай Павлович писал И. Ф. Паскевичу о смотре гвардии на Дворцовой площади (в связи с этим был перекрыт доступ к Конюшенной церкви, где находилось тело поэта): «Впрочем здесь все тихо, и одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны за дерзкую и глупую картель, им же писанную, но, слава Богу, умер христианином»^{1199}. В ответ князь Паскевич отвечал государю: «Жаль Пушкина как литератора, в то время, когда его талант созревал; но человек он был дурной»^{1200}. В ответном письме от 22 февраля (6 марта) 1837 года Николай согласился с И. Ф. Паскевичем: «Мнение твое о Пушкине я совершенно разделяю, и про него можно справедливо сказать, что в нем оплакивается будущее, а не прошедшее. Впрочем, все толки про это дело, как и все на свете, проходит; а суд идет своим порядком»^{1201}.

Семья Пушкина была осыпана милостями. Император исполнил слово, данное Пушкину, и 30 января составил собственноручную записку, включив все пункты, которые были в черновом варианте у Жуковского: заплатить долги; заложенное имение отца очистить от долга; установить пенсион вдове и детям: 5 тысяч рублей ассигнациями в год Наталье Николаевне, 1500 рублей двум дочерям ежегодно до замужества; двум сыновьям по 1500 рублей ассигнациями на воспитание до поступления в Пажеский корпус; единовременно выдать 10 тысяч рублей; сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей (50 тысяч рублей). В уплату частных долгов А. С. Пушкина было выделено 92 500 рублей и «вместе с тем скинут долг Пушкина государственному казначейству 43 333 руб. 33 коп. асс.» из выдававшихся на издание «Истории Пугачева». В целом долги составляли 135 тысяч рублей. В 1844 году Наталья Николаевна обратилась к императору с просьбой оплатить ее новые долги и повысить пенсион. В середине апреля Николай удостоил H. Н. Пушкину свидания. Какие-то деньги были выданы, а 28 мая объявлено о ее помолвке с П. П. Ланским, назначенным 9 мая командиром лейб-гвардии Конного полка с жалованьем 30 тысяч рублей.

«Я ведь не литератор…»: Венценосный цензор

В разговоре с Н. В. Кукольником по поводу его драмы «Рука Всевышнего Отечество спасла» Николай Павлович, критически, но доброжелательно, разбирая пьесу, сказал: «Я ведь не литератор и с писательскими приемами не знаком…»^{1202}Император немного позировал: в целом, он разбирался в литературе и, самое главное, знал, чего он от нее хочет.

Воспоминания Николая Павловича о своем детстве и восшествии на престол, написанные им манифесты, записки, письма и лаконичные, яркие и выразительные резолюции свидетельствуют о хорошем слоге, четко выражающем мысль. Это не перо поэта и мыслителя, а карандаш практика, способного к анализу, но чуждого «отвлеченных материй». Тяготеющий к точным наукам и инженерному делу, не очень разбирающийся в поэзии, но увлеченный театром, Николай Павлович читал много — от газет и журналов до сценариев спектаклей: первые — по долгу службы, вторые — еще и с удовольствием, но подчас также решая возникающие цензурные проблемы. Исполнение роли чтеца в домашних «собраниях» Александры Федоровны также способствовало знакомству с новинками русской и зарубежной литературы. Занимаясь историей императорской библиотеки, один из исследователей был вынужден сделать вывод, что, вопреки распространенному мнению, Николай Павлович «проявлял исключительную любовь к чтению, особенно много занимаясь военными науками, обмундированием войск и геральдикой»^{1203}.

Комплектованием личных библиотек Николая Павловича (в Зимнем дворце, Петергофе, Царском Селе) занимались библиотекари англичанин К. И. Седжер (умер весной 1840 года) и уроженец Женевы Ф. А. Жилль. «Мосье Жиль» сначала преподавал историю детям Николая Павловича. Ольга Николаевна не забыла помянуть его добрым словом. «Папа, — писала она, — назначил его потом заведующим библиотекой и хранителем арсенала в Царском Селе, ввиду того, что у него были также и большие познания в истории оружия. Как ученый он заслужил благодаря своим трудам европейскую славу»^{1204}. Оба этих человека являлись «по совместительству» и библиотекарями Эрмитажа, но основное внимание уделяли императорским библиотекам^{1205}.