Николай I

Роль М. А. Милорадовича в событиях тех дней не совсем ясна, но, во всяком случае, она не была решающей; казалось, он выступал персонажем в трагикомическом фарсе, исход которого был уже предугадан Николаем Павловичем. Но тогда Милорадович чувствовал себя героем, навязывая решение в пользу Константина (или все же Марии Федоровны?). Он не понимал, что его просто используют, причем не только «немецкая партия», но отчасти и Николай Павлович. Последний не просто боялся гвардии, рупором которой выступал М. А. Милорадович. Он боялся обвинений в узурпации престола и разыгрывал свою партию с Константином. Он делал паузу, дожидаясь официального отказа от престола уже от имени «императора Константина».

Не все генералы были посвящены в тонкую игру М. А. Милорадовича в пользу Марии Федоровны, которая, казалось, специально запутывала ситуацию. Не хотела ли императрица в сложившейся обстановке предложить свою кандидатуру хотя бы в качестве регентши при малолетнем Александре Николаевиче (сыне Николая)? Хотя в силу указа Павла I от 5 (16) апреля 1797 года о престолонаследии она никаких юридических прав на престол не имела. Великого князя Михаила Павловича, следующего по старшинству после Николая, как серьезного претендента на престол, казалось, никто не воспринимал. Многие из высшего офицерства вполне искренне поддерживали кандидатуру Константина Павловича. Так, еще 10 декабря, за два дня до окончательного решения Николая Павловича самому, без помощи брата Константина, «брать» престол, уже упоминавшийся дежурный генерал Главного штаба А. Н. Потапов писал письмо «императору» Константину, умоляя его приехать в столицу: «Из глубины горящих к Вам искреннею привязанностью сердец наших мы взываем к Вам, государь: поспешите приездом Вашим в здешнюю столицу; явитесь перед гвардией, оживите народ! Все с восторгом встретят Вас, все-милостивейший государь»^{260}. У Константина Павловича, однако, были законные основания сомневаться в том, что все встретят его с «радостью». Он вернул письмо А. Н. Потапову «с наддранием» и гневно отвечал: «Долг верноподданного есть слепое и безмолвное повиновение к высшей и священной власти»^{261}.

Получив 25 ноября в 7 часов вечера, то есть на два дня раньше, чем в Петербурге, известие о кончине старшего брата, цесаревич собрал в Бриловском дворце узкий крут должностных лиц, которым объявил о смерти Александра Павловича. В то же время, отмечал один из свидетелей П. П. Колзаков, он ни словом не обмолвился о своем отречении: «Наш ангел отлетел, я потерял в нем друга, благодетеля, а Россия — отца своего…» Гневно и резко обрывал он тех, кто осмеливался называть его «Ваше величество»^{262}. Только позднее, уже на второй аудиенции, по воспоминаниям сенатора И. Д. Данилова, он огласил историю своего отречения, подтверждая верность слову, данному Александру Павловичу. Но поскольку ситуация и далее оставалась неясной, цесаревич держал в строгой тайне свою переписку с Петербургом, о которой знали только доверенные лица. Подтвердив письмами на имя «вселюбезнейшей родительницы» и «любезнейшего брата» свое старое решение, он сообщал, что уступает свое право на наследие Императорского Всероссийского престола великому князю Николаю Павловичу в силу рескрипта императора Александра от 2 февраля 1822 года (о манифесте от 23 августа 1823 года он мог только догадываться). Кроме того, цесаревич написал частное письмо к брату с обращением «Дорогой Николай». На следующий день его письма повез в Петербург находившийся тогда в Варшаве великий князь Михаил Павлович. После этого Константин стал ждать реакции из Петербурга.

Тем временем Россия присягала Константину Павловичу. Присяга в Москве состоялась 30 ноября. 10 декабря в Таганроге, в соборе, на верность цесаревичу Константину Павловичу присягнули П. М. Волконский, М. С. Воронцов, И. И. Дибич, граф К. О. Ламберт, казацкие генералы, офицеры и все городские жители^{263}. Подписные листы были посланы цесаревичу, который вернул их обратно в Таганрог. Между Петербургом и Варшавой беспрерывно скакали курьеры. Среди них были адъютант Николая Павловича штабс-капитан А. П. Лазарев, старый друг Константина Павловича Ф. П. Опочинин, адъютант военного министра А. И. Татищева штабс-ротмистр А. И. Сабуров. Последний, узнав, что Константин Павлович гневается на обращение «Ваше величество», только тыкал пальцем на адрес пакета и бормотал: «К Вашему …ству», что можно было понять и как «величеству», и как «высочеству». Впоследствии Константин Павлович смеялся над его находчивостью^{264}.