После получения последних писем от цесаревича внимание Николая Павловича переключилось на подготовку текста манифеста о вступлении на престол и обработку генералитета. От активной поддержки командиров частей зависело многое. Известно, что Николай Павлович встречался с командиром Московского полка генерал-майором бароном П. А. Фредериксом, полковником лейб-гвардии Измайловского полка В. А. Перовским, командующим гвардейской пехотой генерал-лейтенантом К. И. Бистромом, дежурным генералом Главного штаба А. Н. Потаповым. Беседовал он также с главноуправляющим ведомством путей сообщения, своим дядей герцогом Александром Вюртембергским (который хотя и поддерживал партию Константина — Марии Федоровны, но все же занял выжидательную позицию), а также с его сыном, своим двоюродным братом, генералом от инфантерии принцем Евгением Вюртембергским. Встречался и с некоторыми гражданскими лицами, в частности, с будущим статс-секретарем и будущим главой II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии М. А. Балугьянским, с которым беседовал о предстоящей правительственной деятельности. И, конечно же, состоялся серьезный разговор с Марией Федоровной.
В напряженный день 12 декабря Николай Павлович получил дополнительную информацию к размышлению. Около девяти часов вечера к нему пришел подпоручик лейб-гвардии Егерского полка, исполнявший должность старшего адъютанта командования гвардейской пехоты, член Северного общества Я. И. Ростовцев с пакетом от К. И. Бистрома. На самом деле в пакете лежало известное письмо самого Я. И. Ростовцева с предупреждением о заговоре. В своем письме Я. И. Ростовцев писал: «В народе и войске распространился уже слух, что Константин Павлович уже отказывается от престола. Следуя редко влечению Вашего доброго сердца, излишне доверяя льстецам и наушникам, Вы весьма многих против себя раздражили. Для Вашей собственной славы погодите царствовать. Против Вас должно таиться возмущение; оно вспыхнет при новой присяге, и, быть может, это зарево осветит конечную гибель России. Пользуясь междоусобиями, Грузия, Бессарабия, Финляндия, Польша, может быть, и Литва от нас отделятся. Европа вычеркнет раздираемую Россию из списка держав своих и соделает ее державою азиатскою, и незаслуженные проклятия вместо должных благословений будут нашим уделом… Всемилостивейший Государь! Ежели Вы находите мой поступок дерзким — казните меня… Ежели Вы находите мой поступок похвальным, молю Вас, не награждайте меня ничем; пусть останусь я бескорыстен и благороден в глазах Ваших и собственных!» Николай Павлович позвал Ростовцева в кабинет, обнял и поцеловал со словами: «Вот чего ты достоин»{278}. О своем письме Ростовцев сообщил и вчерашним друзьям-заговорщикам (а именно Е. П. Оболенскому), уверяя, что не называл конкретных фамилий.
Я. И. Ростовцев пытался убедить Николая Павловича в возможности восстания не в Петербурге, а на Юге России; во всяком случае, так он писал в своем сообщении. На этом основании некоторые исследователи считают, что он выполнял план «северян» о дезинформации, тем более что они не знали о письме И. И. Дибича, полученном Николаем Павловичем утром{279}. Однако Я. И. Ростовцев представлял не только «северян». Он контактировал с окружением Марии Федоровны и одновременно находился в тесной связи, в том числе и родственной, с пайщиками Российско-Американской компании, приходясь племянником ее директору Н. И. Кусову. «Демарш Ростовцева, — отмечает историк междуцарствия М. М. Сафонов, — был задуман как тонкий тактический ход. Он преследовал две цели: запугать Николая и заставить колеблющихся членов тайного общества действовать решительно, так как они уже преданы»{280}. Второй цели Я. И. Ростовцев добился, первой — нет. А предал он в первую очередь К. И. Бистрома, который порвал отношения со своим адъютантом. Известно, что К. И. Бистром был своим человеком в кругу Марии Федоровны. Вероятно, в ходе разговора Я. И. Ростовцева с Николаем Павловичем для последнего была важна та часть информации, которая вскрывала замыслы и возможности «партии Марии Федоровны и К0». Во всяком случае о письме Я. И. Ростовцева Николай своей матери не сообщил. Но именно после этой встречи великий князь сделал свою знаменательную приписку на письме к И. И. Дибичу, отправленном вечером 12 декабря с полковником А. А. Фредериксом: «Решительный курьер возвратился. Послезавтра поутру я — или государь, или без дыхания. Я жертвую собою для брата, счастлив, если как подданный исполню волю его. Но что будет в России? Что будет в армии?.. Я вам послезавтра, если жив буду, пришлю — сам еще не знаю кого — с уведомлением, как все сошло; вы также не оставьте меня уведомить о всем, что у вас или вокруг вас происходить будет, особливо у Ермолова»{281}.
Итак, информация, полученная Николаем Павловичем 12 декабря, была исключительно важной. Благодаря ей он мог более трезво взвесить свои шансы и оценить грозящую опасность.