По мнению некоторых мемуаристов, во время доклада А. И. Нейдгардта Николаю Павловичу подали лошадь, и он сел верхом. Но вероятнее все-таки, что это произошло позднее у Главного штаба. Также не совсем точна информация Ла Ферронэ о том, что якобы в этот момент Николай Павлович приказал вызвать Конно-гвардейский и Кавалергардский полки. На самом деле еще в Зимнем дворце Николай, встретив адъютанта А. X. Бенкендорфа П. М. Голенищева-Кутузова-Толстого, уже побывавшего утром на присяге в этих полках, приказал ему (на ухо!) ехать в лейб-гвардии Конный полк к генералу А. Ф. Орлову с приказанием, собрав полк, вывести его к находящейся рядом Сенатской площади. После встречи с А. И. Нейдгардтом и «братания» с народом на площади Николай Павлович обратился к караулу, продолжавшему стоять у ворот дворца: «Вам, ребята, поручаю защиту сына и всего семейства моего, а сам иду против бунтовщиков»{322}. Затем, не теряя времени, отдал команду батальону преображенцев: «К атаке в колонну, первый и осьмой взводы вполоборота налево и направо!» Повернув батальон левым плечом вперед, Николай Павлович, как пишет он сам в воспоминаниях, повел его мимо заборов «достраивавшегося дома Министерства финансов к углу Адмиралтейского бульвара»{323}. Дотошный исследователь М. А. Корф, сопоставляя различные показания, передает эту команду Николая Павловича несколько по-другому: «К атаке в колонну стройся, 4-й и 5-й взводы прямо, скорым шагом марш, марш»{324}. Далее, как пишет М. А. Корф, «он повернул колонну, почти с места, левым плечом вперед в направлении к Адмиралтейской площади, остановив ее против угла строившегося дома и обнесенного временным забором дома Главного штаба»{325}. Итак, около 11 часов 30 минут Николай Павлович выдвинул батальон преображенцев с середины Дворцовой площади (позднее, в 1832–1834 годах, здесь будет установлена Александровская колонна) к углу Главного штаба, где приостановил движение недалеко от Адмиралтейской площади, почти напротив Невского проспекта, и приказал зарядить ружья. Тогда же ему привели верховую лошадь.
Пока было тихо. Выпавший снег заглушал полозья проезжавших саней и звук шагов. Бывший преображенец Пармен Деменков держался неподалеку от Николая Павловича. «Государь сидел на коне, шагах в двадцати впереди батальона, а в некотором отдалении от него — три или четыре генерала. Он был бледен, на лице его замечалось какое-то грустное выражение; но вместе с тем он, казалось, был величаво спокоен». Бледность, о которой упоминают мемуаристы, объяснялась и бессонной ночью, и естественным волнением, в минуты которого у страдавшего неравномерным кровообращением Николая Павловича кровь часто отливала от лица. Одному из генералов, подъехавшему с донесением, Николай резким тоном приказал передать П. П. Мартынову: «Если он уверен в своих измайловцах, то пусть спешит сюда, иначе может оставаться дома. Я и без него обойдусь»{326}.
К этому времени уже было послано за саперными батальонами — как гвардейским, так и армейским. Командир лейб-гвардии Саперного батальона полковник А. К. Геруа ожидал своих присягнувших саперов на Дворцовой площади. Именно на гвардейских саперов, большинство которых Николай Павлович знал в лицо и по фамилии, государь особенно надеялся. Не дождавшись их подхода, он вновь двинул свою небольшую колонну преображенцев и занял следующую позицию уже на Адмиралтейском бульваре, напротив Вознесенского проспекта, фактически фланкируя перспективы Вознесенского проспекта, Гороховой улицы и отчасти сохраняя контроль за Невским проспектом. Дворцовая площадь и Зимний дворец также оставались в поле видимости, так как Адмиралтейская площадь, не засаженная тогда деревьями, представляла собой большой и широкий плац.
Среди генералов при Николае Павловиче неотлучно находился А. X. Бенкендорф. Начав движение почти в одиночку, Николай Павлович постепенно «обрастал» офицерами в «густых» эполетах. Кроме упомянутого генерал-адъютанта П. М Голенищева-Кутузова-Толстого к нему в разное время присоединились командир Преображенского полка полковник Н. А. Исленьев, генерал-майор лейб-гвардии Измайловского полка С. С. Стрекалов, флигель-адъютант Николая Павловича с 1818 года А. А. Кавелин, генерал-адъютант Е. Ф. Комаровский. Известный своей трусостью А. А. Аракчеев, сделавший ставку на Константина, оставался в Зимнем дворце. Принц Евгений Вюртембергский вспоминал: «Только при выходе из залы внимание мое слегка остановилось на мрачной и понурой физиономии графа Аракчеева, сердце и совесть которого подвергались одновременной пытке»{327}. Впрочем, карьера Аракчеева уже была кончена.