Николай I

Когда В. А. Жуковский, выполняя очередную просьбу, спросил Николая Павловича, посоветует ли он известному «декабристу без 14 декабря», находящемуся за границей Н. И. Тургеневу вернуться в Россию, последовал ответ: «Если спрашиваешь меня как императора, скажу: «Нужно», если спрашиваешь как частного человека, то скажу: «Лучше ему не возвращаться»^{427}. И это при том, что по дипломатическим каналам от английского правительства было официально потребовано выдать осужденного Н. И. Тургенева^{428}.

Можно, конечно, считать лицемерием и материальную помощь, оказываемую родственникам декабристов. С. А. Хомяков писал сыну: «Но о чем не печатают, к великому удивлению всех, это о прекрасных поступках государя, который поистине выказывает характер величавый и благороднейший. Жена Рылеева и мать Бестужева молят о милосердии к себе и своей бедности; им дают пенсию…»^{429} Не забывал Николай Павлович и о подарках к именинам дочери Рылеева Настеньке и т. д. С 1831 по 1852 год на нужды осужденных родственников ежегодно выдавались суммы из Управления Главного штаба. Дети 20 семей были устроены в различные учебные заведения на казенный счет. Если бы все правители были такими лицемерами по отношению к своим «неверноподданным»!

Позднее, когда эмоции отступили, их сменили более спокойные размышление и анализ. Отношение Николая Павловича к своим «друзьям по Четырнадцатому» становится более сдержанным и в чем-то сочувственным. Так, когда он ознакомился с рукописями К. Ф. Рылеева, то сказал А. X. Бенкендорфу: «Я жалею, что не знал о том, что Рылеев талантливый поэт; мы еще недостаточно богаты талантами, чтобы терять их»^{430}.

Доброжелательное и тактичное отношение к родственникам осужденных, продолжающим гражданскую или военную службу, также отличительная черта не столько «лицемера», сколько строгого, но справедливого государя. Вспомним судьбу А. Ф. Орлова (внебрачного сына Федора Григорьевича Орлова, брата более знаменитых Алексея и Григория Орловых, наследника их имений), сумевшего также смягчить участь своего брата генерал-майора М. Ф. Орлова, участника ранних декабристских обществ и руководителя Кишиневской управы Южного общества. Благодаря протекции брата, 15 июня 1826 года наказание М. Ф. Орлову было ограничено отставкой от службы и высылкой в деревню Калужской губернии, но уже на следующий день он получил разрешение на жительство в Москве. Младший брат П. И. Пестеля, полковник Владимир Иванович Пестель, командовавший 14 декабря Кавалергардским полком, поддержавшим Николая Павловича, не остался без «монаршей признательности». В письме к отцу И. Б. Пестелю, известному своим генерал-губернаторством в Сибири в 1806–1819 годах, он рассказал о разговоре с императором 15 января 1826 года. Тогда Николай Павлович взял его за руку и сказал: «Ежели один сын огорчил отца, другой его во всем утешает, скажи это ему, успокой его, и сам будь покоен. Я надеюсь, что ты и меня будешь утешать»^{431}. Далее Владимир Пестель добавил: «Мне хотелось бы, чтобы Вы могли видеть лицо императора, когда он говорил со мною. Это выражение участия и просветленности, которое проступало в каждой черточке его лица, сказало мне в тысячу раз больше утешения и надежды, чем лестные слова, которые он мне адресовал». В январе 1826 года В. И. Пестель был награжден знаком ордена Святой Анны 2-й степени, в июле получил флигель-адъютантство, а закончил службу генерал-лейтенантом и сенатором.

Для надзора за декабристами в Сибири был назначен известный своей честностью и доброжелательностью Станислав Романович Лепарский, на протяжении 16 лет командовавший Северским драгунским полком. Николай Павлович хорошо знал его по своей должности шефа этого полка. В отношении жен осужденных декабристов, последовавших за своими мужьями в Сибирь, Николай Павлович фактически проявил солидарность с Александрой Федоровной, записавшей в дневнике 13 июля 1826 года: «Жены высылаемых намерены следовать за своими мужьями в Нерчинск. О, на их месте я поступила бы также»^{432}. Сам Николай Павлович знал их всех и во время обеда 22 декабря 1851 года, когда зашла о них речь, «перечислил всех жен преступников 14-го декабря, которые при ссылке их мужей в Сибирь добровольно за ними последовали, и прибавил, что, во всяком случае, это знак преданности, достойный уважения, тем более что часто видели противное»^{433}. Как известно, 14 из 23 жен получили разрешение последовать за мужьями, и 10 воспользовались этим разрешением.