Николай I

По мнению князя П. В. Долгорукова, высказанному в 1864 году, «мысль, руководившая учреждением «Комитета 6 декабря», была хороша; но, как мы сейчас сказали, неисполнима без введения в России порядка конституционного, а Николай слышать не хотел о перемене образа правления»^{442}. Князь не совсем прав. Реформы, связанные с отменой крепостного права, судебной системой, уничтожением телесных наказаний, о которых писал далее П. В. Долгоруков, оказались возможны при сохранении самодержавия (только с отменой чинов пришлось подождать до Октября 1917 года). Но реформы, безусловно, требовали готовности общества к ним, в первую очередь готовности правящей элиты и дворянства к определенным жертвам, с ними связанным. Далеко не все к этому были готовы. Даже скромные предложения Комитета об ограничении роста числа дворовых, запрещении раздроблять дележом и продажею имения с числом ревизских душ менее ста, некотором упорядочении чинопроизводства и т. д. оказались почти нереализованными. Отправляясь в Варшаву весной 1830 года, Николай Павлович захватил эти проекты реформ. О дальнейшем князь П. В. Долгоруков писал так: «Константин Павлович сильнейшим образом восстал против каких бы то ни было перемен, говоря, что все это заморские затеи и в России менять нечего: все идет прекрасно и не мешало бы русские порядки ввести в чужих краях. Николай Павлович положил проекты в портфель, поехал в Берлин на маневры, потом возвратился в Петербург и тут был испуган известием о июльской революции во Франции. Вслед за тем было получено известие о сентябрьской революции в Бельгии; потом о ноябрьском восстании в Польше. Окончательно ошеломленный Николай Павлович, при ограниченности ума своего не понимавший необходимости и пользы предупреждать революции разумными реформами, сделался врагом всяких нововведений, всяких улучшений, и в каждом свободном и честном голосе ему стал слышаться набат революции. Даже из паллиативных проектов «Комитета 6 декабря» один только проект был приведен в исполнение: учреждение сословия почетных граждан, да и то лишь по смерти сумасбродного цесаревича Константина Павловича»^{443}.

Решительно не согласиться можно только с одним утверждением П. В. Долгорукова. Николай Павлович никогда не отрицал необходимость реформ и по-своему был готов к ним. Неоднократно говоря об этом в интимных беседах, он лишь подчеркивал легитимность их проведения. Так, в беседе с французским посланником графом Сан При он заявил: «Я отличал и всегда буду отличать тех, кто хочет справедливых преобразований и желает, чтобы они исходили от законной власти, от тех, кто сам бы хотел предпринять их, и Бог знает какими средствами»^{444}. Другой тезис, являющийся основополагающим для взглядов Николая I, — это признание постепенности проводимых реформ. В сентябре 1845 года в разговоре с начальником канцелярии М. С. Воронцова, своим старым знакомым С. В. Сафоновым он заявил так: «Я никогда не препятствую натуральному ходу вещей и, конечно, смело могу сказать, что мы осмотрительно идем вперед без крупных перемен или сильных переворотов. Этим Россия может похвалиться перед другими державами»^{445}.

Влияние событий 14 декабря, так же как и последующих революций в Европе, проявилось, с одной стороны, в стремлении императора провести реформы бюрократически-канцелярскими средствами и, по возможности, так, чтобы общество этого не заметило, с другой — в максимальной централизации государственной власти, замыкающейся на личной канцелярии царя. Игнорируя общественное мнение, царь пытался решать поставленные задачи, наивно полагая, что все находится в самодержавной власти. Характеризуя принципы внутренней политики Николая I, историк А. А. Корнилов писал: «…Правительственная система императора Николая была одной из самых последовательных попыток осуществления идеи просвещенного абсолютизма»^{446}. Развивая эту мысль, историк считал, что царствование Николая I — это последовательное, хотя и закончившееся крахом осуществление идей H. М. Карамзина. Как известно, H. М. Карамзин считал самодержавие залогом развития России, иногда резко обрушиваясь на некоторые нововведения недавнего царствования Александра I. Однажды в присутствии Марии Федоровны Николай I, обращаясь к суровому критику, воскликнул: «Пощадите, пощадите сердце матери, Николай Михайлович!» На что Карамзин, не смутившись, ответил: «Я говорю не только матери государя, который скончался, но матери государя, который готовится царствовать»^{447}. Впрочем, простудившемуся 14 декабря 1825 года историографу, к сожалению, оставалось жить недолго. Как отмечал А. И. Герцен, «Карамзин умер, пользуясь до конца своей жизни расположением Николая»^{448}.