Николай I

О Сенатской площади, о декабристах – пишут, присоединимся, но не забудем, что: 1) самому старшему из мятежников Тизенгаузену 47 лет, Лунину 38, Краснокутскому[314] 38, очень немногим 36, остальным же, более 100 арестантов – до 30 лет, мичману Мише Бестужеву 17; 2) Поджио[315] в крепости, самоописание: сторож! – крикнул я. Молчанье.. – Часовой! – вдруг ключ заскрипел в замке, входит сторож и расставляет на столе миску оловянную со щами – одну, другую с гречневой кашей и тарелку, на которой разложены четыре кусочка телятины. – Это обед? – спросил я. Молчание. – Дай же, – я сам себе отвечал, – поизведаю эту стряпню! Щи – что за капуста! Что за жир, вдобавок подгорелый! Посмотрим телятину, на воде жаренную. На каше должен был остановиться, сливочное масло до того меня покривило, что сторож счёл меня за бунтовщика и вынес почти нетронутый обед. – Авось не будет ли другое? – крикнул я, и при этом желании явился плац-адъютант – Что вам угодно? – Прикажите внести мой чемодан, также и трубки и табак. – Здесь этого не полагается. – Я солдатского чёрного хлеба не могу есть, а в белом мне отказали. – Булка положена за чаем. – А табак? – Сердце царёво в руце Божией, пожалуйста, потише. Под вечер принёс мне сторож кружку чаю, четыре кусочка сахару и ломоть булки. Мучения, которые я испытывал ночью на ложе, давали мне понятия о прокрустовом одре (блохи). Но у меня была медвежья шуба с собою и я её употребил… 3) На личных допросах Николай сказал Николаю Бестужеву вы знаете, что всё в моих руках, и если бы мог довериться в том, что впредь буду иметь в вас верного слугу, то готов простить вам. Бестужев: Николай! В том-то и несчастье, что вы всё можете сделать, что вы выше закона, желаю, чтобы впредь жребий ваших подданных зависел от закона, а не от вашей угодности. 4) 14 декабря полковник Булатов отказался начальствовать над войсками на Сенатской. При личном допросе Николай: я удивлён, видя вас в числе мятежников, полковник! Булатов: это я удивлён, что вижу вас пред собою. – Что это значит?! – Вчера два часа стоял я в двадцати шагах от вас с двумя заряженными пистолетами и с твёрдым намерением убить вас, но возьмусь за курок, и сердце мне отказывает. Николаю понравилось. Полковник Булатов умер 19 января 1826 года в каземате Петропавловской крепости, после очередного сеанса с Николаем он бился головою о стену и раздробил себе череп. 5) Правитель дел следственной комиссии Боровков[316] пишет о Якубовиче: он старался увлечь более красноречием, нежели откровенностью, так, стоя посреди залы в драгунском мундире, с чёрною повязкой на лбу, огромные чёрные усы, он сказал: цель наша – счастие отечества; нам не удалось – мы пали; но для устрашения грядущих смельчаков нужна жертва. Я молод, виден собою, известен в армии храбростью, так пусть меня расстреляют на площади подле памятника Петра Великого. 6) Николай Муравьёв сослан в Сибирь без лишения чинов и дворянства и 18 апреля 1827 года уже пошёл в службу городничим города Иркутска. 7) Николай говорил на допросе князю Граббе-Горскому[317] и остальным: вы должны сознаться во всём, сказать истинную правду и тогда надеяться на моё милосердие. 8) На личном допросе Рылеев признался в конце: свою судьбу вручаю тебе, Николай. Николай откликнулся, послал жене Рылеева 2 000 рублей, через несколько дней она получила ещё 1 000 рублей от императрицы, и Рылеев пишет жене: молись за императорский дом, милости, оказанные нам Николаем и Шарлоттою, глубоко врезались в сердце моё (деньги врезались), что бы со мной ни было, буду жить и умру за них. Но жить ему не пришлось, он умер за них, дважды повешенный. 9) И. Ростовцев[318] донёс на декабристов и пишет: я не воображал, что Николай до такой чрезмерной степени велик душою!