Николай и Александра

"Телеграмма о Цусимской трагедии была принята в пути в императорском поезде, - вспоминал Мосолов. - Царь послал ее Фредериксу для передачи военному министру Сахарову, и свите. Генерал Сахаров долго совещался с царем. По окончании разговора он подтвердил нам, сколь обеспокоен государь известием. - Царь обсуждал с нами событие, проявил полное сознание будущих трудностей. Он мне начертил мероприятия, вызванные новым положением". Внешне император проявлял самообладание, но в своем дневнике в тот вечер записал: "Теперь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою".

Сознавая, что России войну не выиграть, Николай II вызвал к себе С.Ю. Витте и отправил его в Портсмут в качестве главного уполномоченного для ведения мирных переговоров с Японией при посредничестве президента США Теодора Рузвельта. Хотя война заканчивалась так, как и предсказывал Витте, поручение это принял он весьма неохотно. Когда нужно вычистить сточную канаву, возмущался бывший министр, то посылают за Витте. А едва грязная работа закончена, то для более приятной работы появляется уйма других кандидатов.

После того, как Витте на борту германского парохода "Вильгельм Великий" пересек Атлантический океан в обществе множества европейских журналистов, он повел себя так, как подобает "представителю величайшей империи, у которой приключилась маленькая неприятность". Прибыв в Портсмут в штате Нью-Хемпшир, где должны были происходить переговоры, русский уполномоченный обнаружил, что американцы восхищены "смелыми япончиками". Витте решил изменить мнение американской публики. "Я свободно допускал к себе корреспондентов... Постепенно американское общественное мнение, а вслед за тем и пресса все более и более склоняли свою симпатию к главуполномоченному русского царя", - вспоминал Витте. "Такому повороту общественного мнения содействовали и японские уполномоченные... их скрытностью и уединенностью... Образ моего поведения постепенно все более и более располагал ко мне прессу и публику. Когда меня возили экстренными поездами, я всегда подходил, оставляя поезд, к машинисту и благодарил его, давая ему руку... К удивлению публики... статс-секретарь Его Величества... более прост, более доступен... Мое поведение... налагало на меня большую тяжесть... Я должен был быть непрерывно актером".

И старания его оказались не напрасными.

Оказавшись, благодаря действиям Витте, в положении грубиянов, японские уполномоченные не смогли бы добиться удовлетворения всех их претензий. Наконец, Николай II, зная, что финансовое положение Японии не позволяло ей продолжить войну, заявил своему министру иностранных дел: "Передайте Витте мой приказ закончить завтра переговоры при любых обстоятельствах. Я предпочитаю продолжать войну, чем ждать великодушных уступок со стороны Японии". Комура, приехавший на переговоры победителем, вынужден был пойти на компромисс.

После конференции Витте поехал к президенту Рузвельту на его дачу в Сагамор-Хиллс на острове Остер-бей. "Мы у президента завтракали... Завтрак был более чем простой, на столе, не покрытом скатертью, для европейца очень трудно варимый. Вина никакого - одна ледяная вода". Витте "был удивлен, как мало они [Рузвельт и многие американские деятели] знают политическую констелляцию [обстановку. - Ред.] вообще и европейскую в особенности... Мне приходилось слышать самые наивные, если не сказать невежественные, политические суждения..." Рузвельту Витте тоже не очень пришелся по душе... "Не могу сказать, что он мне понравился, - заявил президент. - Я полагал, что его хвастливость и заносчивость не только глупы, но и шокирующе вульгарны по сравнению с благородной сдержанностью японцев. Кроме того, он произвел а меня впечатление человека эгоистичного и полностью лишенного идеалов".

В Россию С.Ю.Витте вернулся довольный достигнутым: "Меня всюду возносили и возвеличивали. Сам государь был нравственно приведен к необходимости дать мне совершенно исключительную награду, возведя меня в графское достоинство. И это при личном ко мне нерасположении его и в особенности императрицы и при самых коварных интригах со стороны массы царедворцев и многих высших бюрократов, столь же подлых, как и бездарных".

И действительно, Витте провел переговоры блестяще. "Никто, из профессиональных дипломатов не мог бы сделать того, что было сделано им", - признался А.П.Извольский, вскоре ставший русским министром иностранных дел. Царь принял С.Ю.Витте на борту своей яхты в сентябре 1905 года. "В Бьорке к нам явился Витте, - писал Николай II своей родительнице. - Он был прост и весьма интересен. После длинного разговора с ним, когда я объявил ему о графском титуле, с ним почти случился "столчок", и он затем три раза старался поцеловать руку!"