Николай I Освободитель // Книга 9

— Нет «Четырем К», — взлетела очередная реплика из зала, тут же подхваченная остальными собравшимися женщинами. — Нет «Четырем К»! Нет «Четырем К».

Четыре «К» — Kinder, Küche, Kirche, Kleider, то есть Дети, Церковь, Кухня и Платья, если перевести на русский язык — была высказанная в какой-то консервативной газете концепция традиционного женского интереса, за пределы которого слабый пол вроде бы как и не должен высовываться. Высказывание тут же было поднято на знамя традиционалистами и так же мгновенно стало настоящей красной тряпкой для нарождающегося на континенте движения за права женщин.

Под это же скандирование на сцену поднялся еще один человек. На этот раз для разнообразия мужчина. Он улыбнулся собравшимся и задорно помахал рукой. В этот день в Дрезденской опере присутствовали и мужчины, однако их было не так уж много.

— А сейчас позвольте мне представить специального гостя нашего собрания — главу Прусского Телеграфного Агентства графа Карла Либкнехта. — Он нам поведает о том, что по поводу целей нашего движения думают в правительстве.

Хоть собрание проходило в Дрездене и позиционировалось как общенемецкое и общеевропейское, никого появление чиновника из Берлина в общем-то не удивило. Еще с конца 1830-х Саксония находилась с Пруссией в максимально тесных отношениях. Фактически Саксонией управлял даже не сам король Карл I — ему собственная власть была мало интересна — а назначенное из Берлина техническое правительство во всем идущее в фарватере старшего брата. Да и в целом в Европе Саксонию воспринимали теперь не как независимое государство, а как прусский сателлит. Это, впрочем, было не совсем до конца верно, во всяком случае старший сын и наследник короля Карла Фридрих Карл, будущий первый своего имени, уже сейчас проявлял куда большую самостоятельность и во многом хотел ориентироваться на Николаев, а не на Берлин. Хотя бы, потому что «сателлиты» России — типа того же Эриванского княжества, Трансильванского, или Болгарского королевств — имели во внутренней политике куда больше свободы чем саксонцы. А дурной пример, как известно заразителен. Причем чрезвычайно.

— Добрый день, добрый день, мои дорогие дамы, девушки, барышни, — поприветствовал русский агент в правительстве Пруссии собравшихся в зале женщин. Наверное, если бы женщины знали, о чем он сейчас думает, то изрядно бы удивились. А думал тот, кого когда-то звали Русланом Малиновским, о том, что идея с раскачиванием «женской» лодки в Европе совершенно неожиданно даже для него дала свои плоды. Кто бы мог подумать, что дурацкая присказка про «Четыре 'К», запущенная через одну из подставных газет, так мощно ударит по мозгам немецких женщин. — Боюсь с точки зрения правительства мне вас обрадовать нечем. Как минимум в деле получения университетского образования. Дело в том, что наши университеты обладают известной долей самостоятельности, и по принятым уставам ни я, ни канцлер, ни даже наш король, не можем указывать университетским советам, кого им принимать на учебу, и кого — не принимать.

— И что же, вы совсем не можете повлиять на них? — Новый выкрик с места, судя по одобрительному гулу массово поддержанный другими женщинами, на секунду перекрыл остальной шум. — Зачем тогда нам такое правительство?

— Вы уж определитесь, девушки, — ухмыльнулся Либкнехт. Змея свернулась в кольцо и укусила себя за хвост, — нас постоянно в либеральных газетенках полощут за нежелание устроить полноценный парламент и отсутствие других либеральных преобразований. А тут оказывается, что, когда нужно, король должен просто взять и всем приказать. Вы себе представляете, к чему это может привести? Обратно в 1840-й год захотелось? Со студенческими бунтами и баррикадами на улицах?

— А что насчет участия в выборах? — Поинтересовалась стоящая тут же Роза Цеткин.

Общекоролевский Ландтаг появился в Пруссии в том же 1840-м году на волне общественных беспорядков и на удивление многих пережил последовавшую в дальнейшем реакцию. Никакой реальной законодательной власти он в общем-то не имел, оставаясь по большей части пустопорожней говорильней, но, надо признать, говорильней местами авторитетной. Ну то есть правительство и король зачастую прислушивались к тому, что происходило в ландтаге, расценивая его как некий своеобразный барометр общественного настроения.

— Здесь у нас тоже есть идея, — хитро улыбнулся главный пропагандист королевства. — Провести по этому поводу плебисцит. Пусть прусские мужчины проголосуют, хотят ли они давать своим женщинам право голоса или нет. Если проголосуют «за», правительство его величества короля Вильгельма противиться такой новации не будет.

— Но ведь они проголосуют против, — высказала общую мысль Роза Цеткин. — Мужчины не захотят давать нам возможность участвовать в политической жизни страны.