Николай II без ретуши

«Хорошо. Тогда скрепите Вашей подписью этот документ. Я не могу дать Вам его для ознакомления. На это у меня есть свои причины».

Адмирал Бирилев поклонился и скрепил своей подписью Бьеркский договор. А потом в Берлин была отправлена нота, в которой указывалось, что в силу договоров, заключенных до сего времени с Францией, Россия не может вступить в какие-либо новые договорные отношения с Германией. Император Вильгельм II рвал и метал по адресу вероломства русского Царя. Можно с уверенностью сказать, что своевременный обмен телеграммами между обоими царственными кузенами в июле 1914 года предотвратил бы мировую войну, не будь у Вильгельма II на душе того запаса горечи, которая накопилась у него за эти девять лет.

Из дневника Мориса Палеолога:

20 июля 1914 года. «Возможно, что я, в сущности, приписываю слишком много чести императору Вильгельму, когда считаю его способным иметь волю или просто принимать на себя последствия своих поступков. Но если бы война стала угрожающей, захотел ли бы и смог ли бы он помешать?» – «Нет, государь, говоря откровенно, я этого не думаю». Император остается безмолвным, пускает несколько колец дыма из своей папироски; затем решительным тоном продолжает: «Тем более важно, чтобы мы могли рассчитывать на англичан в случае кризиса. Германия не осмелится напасть на объединенную Россию, Францию и Англию, иначе как если совсем потеряет рассудок».

Письмо Вильгельма II Николаю II:

С глубоким сожалением узнал я о впечатлении, произведенном в твоей стране выступлением Австрии против Сербии. Недобросовестная агитация, которая велась в Сербии в продолжение многих лет, завершилась гнусным преступлением, жертвой которого пал эрцгерцог Франц-Фердинанд. Состояние умов, приведшее сербов к убийству их собственного короля и его жены, все еще господствует в стране. Без сомнения ты согласишься со мной, что наши общие интересы, твои и мои, как и интересы других правителей, заставляют нас настаивать на том, чтобы все лица, морально ответственные за это жестокое убийство, понесли бы заслуженное наказание. В этом случае политика не играет никакой роли. С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему правительству противостоять силе общественного мнения. Поэтому, принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, связывающую нас крепкими узами в продолжение многих лет, я употреблю все свое влияние для того, чтобы заставить австрийцев действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению с тобой. Я искренно надеюсь, что ты придешь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые все еще могут возникнуть.

Твой искренний и преданный друг и кузен Вилли.

Из воспоминаний Анны Александровны Вырубовой:

Эти дни я часто заставала государя у телефона (который он ненавидел и никогда не употреблял): он вызывал министров и приближенных, говоря по телефону внизу, из дежурной комнаты камердинера.

Телеграмма Николая II Вильгельму II 15 июля 1914 года:

Рад твоему возвращению. В этот особенно серьезный момент я прибегаю к твоей помощи. Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое мной, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут нас к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как Европейская война, я умоляю тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать все возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко.

Из дневника Мориса Палеолога:

…мой австро-венгерский коллега, граф Сапари – типичный венгерский дворянин, безукоризненный по манерам, посредственного ума, неопределенного образования. В течение двух месяцев он отсутствовал в Петербурге, вынужденный оставаться при больных жене и сыне. Он неожиданно вернулся третьего дня. (…) После нескольких слов сочувствия по поводу убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда президент Пуанкаре спрашивает у Сапари:

«Имеете ли Вы известия из Сербии?»

«Судебное следствие продолжается», – холодно отвечает Сапари.

Пуанкаре снова говорит:

«Результаты этого следствия не перестают меня занимать, господин посол». (…)

Сапари сухо возражает: «Мы не можем терпеть, господин президент, чтобы иностранное правительство допускало на своей территории подготовку покушения против представителей нашей верховной власти».

Самым примирительным тоном Пуанкаре старается доказать ему, что при нынешнем состоянии умов в Европе все правительства должны усвоить осторожность.