Набоков пишет, что решение отправить Царскую Семью в Крым
«было обставлено очень конспиративно, — настолько, что, кажется, о ней даже не все члены Вр. правительства были осведомлены».
[287]Полностью скрывалось место новой ссылки и от Августейших Узников. Занотти:
«Они не знали потом, куда именно их отправляют. Им этого не было известно даже в тот момент, когда они в самый отъезд были еще в доме. Я знаю, что Государя это раздражало: что ему не говорят, куда именно их везут, и он выражал неудовольствие по этому поводу».
[288]
Сам Государь 28 июля записал в свой дневник:
«После завтрака узнали от гр. Бенкендорфа, что нас отправляют не в Крым, а на один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток! Но куда именно не говорят — даже комендант не знает. А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!!».
[289]
Однако, создавая видимость «секретности» увоза Царской Семьи, Керенский сделал все от него зависящее, чтобы это обстоятельство стало известно широкому кругу лиц, особенно среди распропагандированных солдат — членов Советов. Командир 2-го Гвардейского стрелкового резервного полка полковник Н. А. Артабалевский вспоминал, что 31 июля около 81/2 утра он был вызван полковником Кобылинским в Александровский дворец. При этом Кобылинский распорядился захватить с собой одного из членов Исполнительного Комитета 2-го Гвардейского стрелкового полка. С этой целью Комитет выделил стрелка Игнатова.
«Полковник Кобылинский, — продолжает Артабалевский, —
принял нас в рабочем кабинете своей квартиры в Лицейском флигеле Большого дворца. Поздоровавшись и предложив нам сесть, он сказал, что вызвал нас по очень важному и экстренному делу, которое до его выполнения нужно держать в тайне.
К большому удивлению полковника Кобылинского и моему, стрелок Игнатов с едва заметной усмешкой заявил, что ему это секретное дело хорошо известно и что вопрос о нем уже разрешен в исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов Петрограда.
Как всегда спокойно и выдержанно, но не скрывая своего недоумения на лице, полковник Кобылинский ответил, что о решении Петроградского Совета ему ничего не известно, но что он имеет особое на этот случай распоряжение от министра-председателя Керенского. Игнатов снова усмехнулся. Тогда полковник Кобылинский добавил, что если дело, по которому он нас вызвал, известно стрелку Игнатову, то оно неизвестно мне, командиру части, а обоим нам — его распоряжения, которые он сейчас даст. После этих слов полковник Кобылинский сообщил, что министр Керенский ему передал решение Временного правительства о немедленном перевозе Царской Семьи в другое более благонадежное место, называть которое ему временно запрещено.
— Я знаю куда, — сказал Игнатов.
— Куда?
— Или в Архангельск, или в Вологду.
— Пусть будет так, — спокойно проговорил полковник Кобылинский и пристально посмотрел на меня.