Николай II (Том II)

Эту армию, про которую Ники говорил, что она хорошо вооружена и отмобилизована, негодяй Вилли бросил теперь на её новую и горячо любимую Родину, на страну, где она нашла необыкновенное счастье в браке, которая стала ей близка и понятна, чья вера озарила её новым приближением к Богу, любовь и преданность к которой у неё, так же как у её обожаемого мужа и замечательных, необыкновенных детей, безгранична…

Но, очевидно, тяжёлой платой за то счастье, которое Бог дал ей здесь, посылает Всевышний теперь свои испытания. Как не рыдать и не молиться, если добрый и любимый старший брат Эрни, герцог Гессен-Дармштадтский, теперь оказался для неё не родственником и почтительным другом её мужа, а врагом, генералом германской армии, командующим своим частям наступление… Куда?.. Куда его пошлёт Вильгельм?! На Россию?.. Или – на маленькую несчастную Бельгию, или на Францию, земли которых уже топчут сапоги германских солдат… Среди этих солдат есть и бывшие мирные подданные её отца, великого герцога Гессенского… Газеты пишут, что германские солдаты на завоёванных землях творят бесчинства, грабят, насилуют, убивают мирных жителей… А муж родной сестры Ирины, принц Генрих Прусский, теперь командует враждебным германским флотом, угрожающим Петербургу со стороны Балтийского моря… Что за времена настали?!

Господи!.. Уже напечатаны в газетах первые списки убиенных на этой жестокой войне… Уже поступают первые раненые в военные госпитали… И этот пока ещё ручеёк крови грозит превратиться в страшный поток несчастья, боли, увечий… Что делать? Чтобы отдать любовь и силы народу, с которым она навсегда обвенчана вместе с Ники, она станет, вместе со старшими дочерьми, сестрой милосердия… Она напряжёт все силы для спасения раненых солдат и офицеров от смерти, пожертвует все свои личные деньги на лазареты, санитарные поезда и автомобили, откроет в парадных залах царских дворцов палаты госпиталей и склады медикаментов. Она и Ники, желающие человеческого и государственного возмужания великих княжон, направят Ольгу и Татьяну шефами в создаваемые из-за разрушительной войны особые ведомства – помогать призрению семей сражающихся воинов и несчастным беженцам, которых страх перед германцами гонит с насиженных мест… И пусть высшие правительственные чины империи, вплоть до Председателя Совета министров Горемыкина, будут заниматься в этих Комитетах повседневной черновой работой, две старшие Дочери Царя своим именем и тщанием, проникновением в суть помощи обездоленным подданным принесут им облегчение участи и уменьшение страданий, заставят своим примером других благотворителей открыть сердца и кошельки ради ближних своих…

Она поделилась своими мыслями и чувствами с Ники. Любимый муж понял и одобрил её. Он поцеловал её заплаканные глаза, и странное дело, слёзы высохли, краснота прошла, покинувшая было молодая энергия стала наполнять её снова, вытесняя привычные недомогания, сердечные и головные боли, ломоту во всём теле…

Приняв решение стать сестрой милосердия, Александра успокоилась. Государыня искренне и целиком готовилась разделить тяжкую ношу своего Супруга и русского народа, частицей которого она окончательно теперь почувствовала себя.

…Через две недели после объявления войны Германии многовековая традиция позвала Царскую Семью в первопрестольную столицу Москву, вознести в Кремлёвских соборах у святынь Государства Российского молитву Господу о даровании победы над супостатом.

Здесь истово молились в первый день по приезде в часовне при входе на Красную площадь, у Иверской Божьей Матери, Небесной Покровительницы России. Утром следующего дня был Большой Императорский выход в Кремлёвский Успенский собор.

Десятки тысяч москвичей собрались на тесных площадях Кремля под благовест всех московских сорока сороков церквей. Пели гимн и молитвы, пока в главном кремлёвском храме не началось богослужение.

В двух шагах за спиной Александры стояла её сестра, великая княгиня Елизавета Фёдоровна. В Москве считали своей и особенно любили эту великую княгиню, муж которой был разорван бомбой Каляева почти на её глазах, а она, в смирении перед Господом нашим, простила его и была готова на коленях просить у Государя помилования для него, если бы убийца её мужа написал хотя бы собственноручную строку об этом… Но тщетно! Террорист был столь одержим дьявольской гордыней, что отверг даже само предположение о помиловании…