Николай Коняев. Два лица Власова.

Много хороших слов и добрых намерений высказано в декларации, но нашлись в ней и слова

золотые, небесные слова. Вот они: «Никакоймести и преследований…» Нашей движущей силой

должна быть любовь к измученному и обманутому [243] соотечественнику, любовь в противовес тем,

кто идет во имя зла и ненависти. Помоги Бог, чтобы намерения эти осуществились. Ведь только при

их осуществлении возможно спасение Родины. Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не

грязно–серым, и только тогда оно даст то, что ждем мы от него… Чем чище, чем белее будут дела

наши, чем больше будет проведено в жизнь из того, что декларируется, тем меньше будет пролито

братской крови. Чем больше милосердия и человеколюбия с нашей стороны, тем кратковременнее

бой. Чем полнее осуществление обещанного у нас, тем меньше сил у врага, поработителя нашего

народа».

В словах А. Киселева, как и в подсчетах М. Китаева, благомыслия и мечтательности больше, чем

трезвого анализа ситуации. Ведь «Христова правда», «золотые небесные слова», «белоснежное

дело» — совершенно не годятся для характеристики членов Власовского движения.

Это лишь образ освобождения Святой Руси из–под черной власти большевистского атеизма, образ,

который молодой священник взрастил в своем сердце русского патриота.

И, конечно же, об этом нужно помнить, если пытаешься понять, куда и зачем шли власовцы в самом

конце войны, когда при издыхании Третьего рейха получили они право работать для освобождения

России…

А.А. Власов возглавил движение, которое, если б на то была Господня воля, могло уравнять его имя с

именами великих русских патриотов… И не так уж и важно — хотел этого Власов или нет. Имя его

уже не принадлежало только ему, оно становилось знаменем Русской освободительной борьбы для

сотен тысяч русских людей не только в конце войны, но и потом, многие годы спустя…

И хотя Власов неоднократно называл цифры еще большие, нежели историки его движения, похоже,

он и сам такого результата не ожидал. Ведь и тех добровольцев, которые явились на призыв генерала

Власова, было гораздо больше, чем собирались и могли вооружить немцы. Их было гораздо больше,

чем могло вместить движение, названное именем Власова и произросшее из — отдела «Вермахт

пропаганды».

Самому Власову следовало измениться, чтобы стать подлинным вождем этого нового движения.

Он и менялся.

Менялся прямо на глазах, хотя казалось бы, что поздно меняться, да и ни к чему это…

Мы уже говорили, что Андрей Андреевич, начинавший свою учебу в семинарии, атеистом никогда

не был.

«Власов имеет духовное образование, — показывал на допросе в НКВД в июне 1943 года его бывший

адъютант, майор Кузин. — И он часто, сидя один, напевал церковные богослужения». [244]

— Верить или не верить — это дело совести каждого человека, и никто никого в этом не должен

неволить, — скажет А.А. Власов в 1944 году. — Тем более что насилие над человеческой волей в

корне противоречит христианскому учению. Я вполне понимаю и отдаю должное той большой и

благородной роли, которую сыграли религия и церковь в истории русского народа, но полагаю, что,

занимаясь обслуживанием религиозных потребностей народа, его воспитанием в культурно- религиозном отношении и вопросами благотворительного характера, церковь не должна снисходить

до вмешательства в политические и государственные дела, дабы тем самым сохранить свой высокий

авторитет в глазах нашего народа, который, переживая большевистские гонения, остался глубоко

религиозным…

В конце 1944 года митрополит Анастасий, председатель Архиерейского Синода, приехавший в

Берлин, выразил желание увидеться с генералом Власовым и» в тот же день в сопровождении

митрополита Серафима приехал на Кибиц Вег.

Возле виллы, в которой находился штаб генерала Власова, митрополита встретил почетный караул.

Ответив на приветствие караула, митрополит направился к вилле. У входа в дом его встретил с

рапортом дежурный по штабу. От входной двери до гостиной в две шеренги выстроились все

офицеры штаба.

— Благослови, Владыка! — проговорил самый высокий генерал. Так произошла эта встреча. У

многих на глазах были слезы.

«В тяжелые дни гонений и бесправия, когда каждый из нас пережил много обид как личного, так и

общенационального характера, эта встреча произвела на всех особенно радостное впечатление, —

вспоминал К. Кромиади. — Не менее был растроган и сам митрополит».

Беседа генерала с иерархами длилась два часа.

Митрополит Анастасий сказал генералу, что Архиерейский Синод принял решение поддержать

Русское освободительное движение.

Забегая вперед, скажем, что митрополит Анастасий, кажется, единственный из православных

иерархов, возвысил голос, когда американцы, нарушая Женевскую конвенцию и все нормы

международного права, начали выдавать советским властям власовцев…

Митрополит Анастасий даже составил тогда меморандум: 1. Мы просим, чтобы русские, которые не

считают себя советскими гражданами и живут на территории Германии, оккупированной

Американскими [245] войсками, были бы защищены от насильственной репатриации, невзирая на

срок, когда они покинули Россию.