Николай Коняев. Два лица Власова.

силы и мощи, ибо «все, что вечно, — человечно».

Мы отвыкли слышать подобное, нас звали все к отмщению, разоблачению и искоренению, а вот эти

слова открывают новые горизонты, [238] в них залог прекращения ужасной бойни нынешнего дня! В

них поворотный момент хода событий и образа мыслей многих людей.

Много доброго декларировано сегодня, но самое драгоценное — это призыв и обещание прекратить

вражду, отпустить узников на свободу, дать свободный труд и не вменять во грех происхождение и

прежний образ мыслей. Нашей движущей силой должна быть любовь к измученному и обманутому

соотечественнику, любовь в противовес тем, кто идет во имя зла и ненависти. Помоги Бог, чтобы

намерения эти осуществились. Ведь только при их осуществлении возможно спасение Родины. Дело

наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно–серым, и только тогда оно даст то, что ждем

мы от него. Святое дело спасения родины может делаться лишь чистым сердцем и чистыми руками!

У кого из нас не болит сердце при мысли, что святое дело спасения родины связано с

необходимостью братоубийственной войны — ужасного дела. Каков ответ, каков выход? Выход в

том, что чем чище, чем белее будут дела наши, чем больше будет проведено в жизнь из того, что

декларируется, тем меньше будет пролито братской крови. Чем больше милосердия и человеколюбия

с нашей стороны, тем кратковременнее бой. Чем полнее осуществление обещанного у нас, тем

меньше сил у врага, поработителя нашего народа.

«Война есть зло, но она бывает злом наименьшим и даже благим». Именно таково положение в

сегодняшний исторический день.

Вы, глубокочтимый генерал Андрей Андреевич, вы, члены Комитета спасения народов России, и мы

все, рядовые работники своего великого и многострадального народа, станем единодушно и смело на

святое дело спасения отчизны. Не гордо, потому что «Бог гордым противится, а смиренным дает

благодать», но мужественно и смело, потому что «не в силе Бог, а в правде».

Помните, как говорил отец былинного богатыря Ильи Муромца в своем наставлении сыну — «на

добрые дела благословение дам, а на плохие дела благословения нет».

Речи священника Киселева и поручика Димитриева важны тем, что они произнесены молодыми,

искренне поверившими в развернутое под покровительством СС начинание Власова.

Как утверждает Л.В. Дудин (Н. Градобоев), поручик Димитриев тоже говорил о самостоятельности

целей и стремлений русского национального движения, и каждая его фраза вызывала в зале шумные

аплодисменты.

Когда же Димитриев сказал: «Мы не наемники Германии и быть ими не собираемся», в зале

вспыхнула такая овация, что он долго не мог продолжать свою речь.

Многие плакали. [23]

«Это была минута высокого и редко встречаемого патриотического подъема, — говорит Л.В. Дудин

(Н. Градобоев). — Русское движение сразу начинало перехлестывать через те рамки, в которые его

хотели втиснуть немцы».

Через несколько дней в русском православном соборе в Берлине состоялось молебствие о даровании

победы вооруженным силам КОНР. Служил глава Православной Церкви за границей, митрополит

Анастасий. На этом молебствии присутствовали почти все члены Комитета, и оно так же вылилось в

патриотическую манифестацию. Перед собором развевался русский трехцветный флаг.

«Русский флаг, — пишет Л.В. Дудин (Н. Градобоев), — был поднят на улицах Берлина, кажется,

первый раз за последние тридцать лет. Через пять месяцев над зданием рейхстага русскими руками

был снова поднят флаг. Но он не был русский. Это был советский красный флаг — символ мировой

революции».

«Когда в зале прозвучали знакомые слова песни: «За землю, за волю», — вспоминал В.В.

Поздняков, — каждый почувствовал, что ныне эта песня стала боевым гимном Русского

освободительного движения. Да, мы идем против тех, кто засел в Кремле и украл у нас счастье,

землю, волю. Мы идем в бой за лучшую долю».

«На этом незабываемом собрании 18 ноября мне было поручено слово от лица Православной

Церкви, — вспоминал протоиерей Александр Киселев. — Это был день, когда мы впервые так

уверенно ощутили себя силой, русской организованной силой, способной спасти Отечество. В зале

были две тысячи русских и только несколько немецких наблюдателей на балконе зала. На расстоянии

полугода от нас стояла смерть. Но опасность скорее ободряла нас, чем пугала. Наши сердца тогда

бились так, как бились они, наверно, у суворовских солдат, переходивших снежные вершины Альп.

Ни о каком ощущении «обреченности» тогда не было и речи. Мы верили в победу. Это было не

только нашим духовным ощущением, но и реальной возможностью, которая стояла близко, перед

нами…

Отклик на власовский Манифест был колоссальный.

Теперь мне самому даже как–то плохо верится, что это было именно так, хотя я и был свидетелем

этого необыкновенного отклика. Со всех концов Германии самотеком устремились люди в КОНР,

отдавая себя в полное и немедленное распоряжение генерала Власова. Соответствующих

письменных заявлений почта приносила в среднем две с половиной тысячи ежедневно. Особо

интенсивная запись в добровольцы РОА наблюдалась в дни опубликования Манифеста». [240]