Николай Коняев. Два лица Власова.

Я клянусь, что останусь верным этому союзу».

Насколько трудно было исполнить клятву и остаться верным союзу с Адольфом Гитлером,

свидетельствует рассказ П.Н. Палия…

Генерал добровольческих соединений Кёстринг выступал перед офицерами дивизии с политическим

докладом.

— Какими будут взаимоотношения между Германией и Россией после разгрома Совдепии? — задали

вопрос из зала.

Кёстринг подошел к большой карте, приложил указку к Уральскому хребту и сказал:

— Вот эта линия определяет интересы Германии, все, что к западу от нее, должно быть под

контролем Германии, все, что к востоку, до самого Тихого океана, полностью ваше!

Свист и крики возмущения раздались в ответ. Опрокидывая стулья, офицеры начали выходить из

аудитории. Кёстринг красный как рак сел в машину и уехал, не простившись с Буняченко.

Об этом докладе наверняка помнили офицеры, когда дивизия генерала Буняченко была направлена

на Одер… Вскоре дивизия вышла, как казалось ее солдатам и офицерам, из повиновения немцам (на

самом деле, как мы увидим из рассказа В. Штрик–Штрикфельдта, она исполняла приказания других

немцев) и походным порядком двинулась на юго–восток, где было намечено сконцентрировать все

силы РОА.

Об атмосфере, царившей в дивизии накануне рейда, рассказал Г.Н. Чавчавадзе, который прибыл в

Мюнзинген, с остатками своего эскадрона после разгрома Восточного фронта на Висле в феврале

1945 года…

«Пришел с немецкой военной частью — нашим русским эскадроном, вымуштрованным,

дисциплинированным, с немецким понятием о службе. Когда выезжали из Ульма, за ночь до

Мюнзингена, я поставил всех на ноги. Сапоги у всех начищены, оружие блестит, лошадей привели в

парадный порядок, седла надраены. Солдаты у меня, бедные, как рабы работали. Прибыли в

Мюнзинген в полной красе. Льет дождь. Шинели одеть не разрешил — скатки у всех на седлах. Все

готово к тому, чтобы нам высадиться. И стоит единственный офицер под проливным дождем. В

шапке и без шинели — полковник Герре, — начальник штаба организации 1–й дивизии, немец,

старый сотрудник Fremde Heere Ost, которого я знал еще капитаном. Единственный встречающий»…

Буняченко Чавчавадзе нашел в деревне.

Промокший, застывший, без шинели, он вошел в комнату, где что–то жарилось. Около стола,

расставив ноги, сидел увесистый генерал в сорочке. Женщина пришивала ему на френч генеральские

погоны. [253]

— Что случилось? — спросил Буняченко.

— 567–й эскадрон прибыл в ваше распоряжение! — вытянувшись в струнку, отрапортовал

Чавчавадзе.

— Как фамилия?

— Ротмистр Чавчавадзе!

— С огоньком, как посмотрю… Грузин?

— Грузин–то грузин, но эскадрон выстроен — стоит!

— Ну, ничего! — успокаивая готового взорваться ротмистра, сказал Буняченко. — У нас все по- домашнему. Вот вы побудете здесь — увидите.

Вот так по–домашнему и повел себя Буняченко, когда через две недели после парада из Генерального

штаба поступил приказ о переброске дивизии на север, в Померанию.

Буняченко заявил тогда, что этот приказ нарушает обещание, что они будут действовать как единая

воинская часть под командованием генерала Власова. Он немедленно снесся с генералом, который

находился в 60 километрах к юго–западу в Хойберге. Там шло формирование 2–й дивизии.

Одновременно Буняченко вел переговоры с полковником Герре, убеждая его, что все приказы

должны поступать через Власова.

Сам же он придумал план, по которому намеревался игнорировать немецкие приказы и двигаться со

своей дивизией как можно скорее к горной местности у границы Швейцарии и попытаться войти в

связь с союзниками…

Когда Власов наконец прибыл, выяснилось, что он вообще ничего не знал о немецком приказе.

Тем не менее Власов не поддержал плана Буняченко. Подобное самоуправство трагически отразилось

бы на еще недоукомплектованной дивизии РОА.

Объяснив это Буняченко, Власов отправился к немцам и через день вернулся с исправленным

приказом, согласно которому дивизия должна направиться в район Котбуса, к югу от Берлина.

Поскольку железная дорога подвергается бомбардировкам, дивизия отправится маршем до Нюрнберга

и там погрузится в поезда…

Во время марша до Нюрнберга {54} к дивизии присоединились бежавшие русские военнопленные,

беглые остарбайтеры и даже русские добровольцы из частей вермахта, расположенных вблизи от

пути, которым следовала дивизия. Из них сформировали резервный отряд в пять тысяч бойцов. [254]

Майор Швеннингер, обеспечивавший связь дивизии с немецким командованием, пытался

воспротивиться этому несанкционированному формированию, но только привел Буняченко в ярость.

Тяжело дыша, он рассказал Швеннингеру историю вывезенной с Украины девушки, которая работала

честно и прилежно, но, так как не была знакома со всеми правилами, нарушила их…

За нарушительницей приехал на велосипеде немецкий полицейский… Чтобы по дороге в участок не

потерять девушку–украинку, полицейский надел ей на шею петлю из веревки, а другой конец взял в

руку, сел на велосипед и…

Грузное тело Буняченко напряглось. Его голос зазвучал угрожающе:

— Итак, мчался ваш немецкий полицейский на своем велосипеде, а за ним с веревкой на шее бежала