Николай Коняев. Два лица Власова.

национальные цели, в перспективе они видят свои собственные цели. Каждый народ думает о себе и

ни о чем другом. Все эти эмигранты и советчики хотят только подготовлять себе позиции на будущее

время.

КЕЙТЕЛЬ. В дополнение к этому осмелюсь доложить, что когда Польша действовала против нас,

немецкие офицеры, как, например, один командир кавалерийского полка, состоявший в немецкой

армии и четыре года участвовавший в боевых действиях, перешел на сторону Польши, чтобы принять

на себя командование соответствующими подразделениями. Польское столбовое дворянство!

ФЮРЕР. На сегодня перед нами встает именно такая опасность. Приказ № 13 вообще не подлежит

обсуждению. Равным образом и другие вещи можно делать с таким расчетом, чтобы практически из

них не вытекало никаких, даже самых незначительных, последствий и чтобы прежде всего не

допустить распространения такого образа мыслей, какой я, к сожалению, уже обнаруживал у

некоторых субъектов. Это несколько раз проявлялось и у Клюге: создадим себе огромное облегчение,

если организуем русскую армию.

Здесь я могу лишь сказать: мы никогда не создадим русской армии, — это фантазия первого разряда.

Прежде чем мы это сделаем, будет гораздо проще, если я из этих русских сделаю рабочих для

Германии; ибо это в гораздо большей степени является решающим фактором.

Мне не нужно русской армии, которую мне придется целиком пронизывать чисто немецким

скелетом. Если я взамен этого получу русских рабочих, это меня вполне устраивает. Я могу тогда

высвободить немцев, я могу соответствующим образом переквалифицировать русских. Наибольшим

достижением для нашего производства будет являться рабочий, который будет занят на работе в

Германии и которого мы должны, естественно, снабжать совершенно иначе, чем немцев, раз мы

поручаем работу.

Одного нам нужно решительно избегать — чтобы у нас неожиданно не возникла мысль: может быть,

наступит день, когда дела у нас пойдут плохо, — и нам нужно только создать украинское государство,

тогда все будет в порядке, тогда мы получим один миллион солдат.

Мы ничего не получим, ни одного человека! Это такая же фантазия, как и тогда. Мы совершили бы

величайшую глупость. Мы прежде всего упустили бы из виду цель настоящей войны. Я недавно уже

сообщал Цейтлеру. Я имел беседу с Розенбергом и Кохом и мог лишь одно установить, что между

ними, естественно, имеется огромная разница. Розенберг имеет в своем распоряжении

деклассированные политические элементы еще со времен его собственной эмиграции.

Вполне естественно, что в 1919–1922 гг. мы к этим эмигрантам относились с полной симпатией, так

как мы говорили, что, может быть, в России наступил перелом. Оказалось, что все это тоже одна

лишь фантазия. Эмигранты ничего не делали. Они жили себе в Германии и кормились за наш счет. В

1921 г. я имел по этому поводу спор с Розенбергом, и я ему тогда сказал: «Розенберг, заметьте себе

твердо, что революция делается только теми людьми, которые находятся внутри государства, а не вне

его». И вот появился украинский гетман, который предложил нам свои услуги. Я сказал тогда:

«Розенберг, чего вы ждете от этого человека?» — «О, он организует революцию». Я сказал тогда: «В

таком случае он должен находиться в России»

Люди, совершающие революцию, должны находиться внутри государства. В противном случае это

было бы равносильно тому, что я находился бы в Швейцарии и сказал бы: «Я организую из

Швейцарии революцию в Германии». Это звучит слишком по–детски.

Большая опасность кроется в том, что мы, подстрекаемые эмигрантами, которые, само собой

разумеется, видят в этом свою жизненную задачу, слишком легко теряем почву под ногами, что это

продолжает развиваться и дальше и что власть неожиданно получают люди, которые еще не

обладают этими политическими знаниями и которые даже не знают, как на практике к этому делу

подходить.

Мне пришлось однажды пережить такой случай. В числе других тому же Коху был сделан упрек, что

в его районе появились партизаны. Кох сказал тогда: «Как вы можете делать мне такой упрек?

Покажите мне какой–нибудь прифронтовой район, в котором не было бы партизан? Какие я имею

политические соединения? Дайте мне достаточно полиции, и я покончу с партизанами. Уберите из

любого прифронтового района войска, и вы увидите, есть там партизаны или нет. В хлебородных

округах моего района нет партизан, они имеются лишь в северных округах, где так или иначе всегда

водились банды. Войска должны вести постоянные операции против партизан в полосе до 50

километров за линией фронта. Я нахожусь на сотни километров позади фронта и не имею в своем

распоряжении никаких людей. С кем я стану все это делать?» Все это является теоретизированием в

облаках, без всякого учета того обстоятельства, что мы совсем не собираемся здесь ставить перед

собой задачи на далекое будущее. Никаких отдаленных целей я намечать не могу в смысле создания

независимых или автономных государств. Ибо начинается дело, и всегда оно кончается независимым

государством. Это совершенно ясно, таков бывает заключительный аккорд песни.