имени КОНРа вошел в непосредственные, или через третье лицо, сношения с американским и
английским посольством в Берне. Двадцать шестого февраля я вручил лично д–ру Лениху,
заместителю представителя Международного Красного Креста (М.К.К.) меморандум от имени
КОНРа с просьбой немедленно переслать его в Женеву. Главный представитель М.К.К. находился в
то время в замке Уффинг (Uffing) в Баварии. Он, как и все шефы дипломатических миссий, из–за
постоянных воздушных налетов на Берлин покинул столицу и переехал на юг Германии.
Одновременно с вручением письменного обращения я начал хлопоты в Швейцарском консульстве о
визе для поездки в Швейцарию, сославшись на необходимость личных переговоров с проф.
Бургхардом, представителем М.К.К. Вскоре после этого ген. Власов, при посредстве Министерства
иностранных дел, послал телеграмму барону Пил ару фон Пилхау — секретарю М.К.К. с просьбой
поддержать мою поездку. Мы предполагали, что Пилар — бывший русский офицер — поддержит
мою миссию.
Известие о моей предполагавшейся поездке вызвало различную реакцию в германских инстанциях. В
то время как Министерство иностранных дел готово было дать свое согласие, круги СС разделились
на два лагеря — одни считали, что отказать в разрешении на выезд нельзя, ибо официальная причина
поездки — защита интересов добровольцев–военнопленных — должна быть приветствуема. Кроме
того, хотя немцы и могли подозревать, что второй причиной моей поездки было желание связаться с
англо–американцами, они не могли это подозрение высказать как причину для отказа, ибо это было
бы равносильно признанию невозможности дальнейшего сотрудничества между КОН Ром и
германским правительством…
Другие круги СС, более радикальные, были решительно против моей поездки и требовали за
предполагающееся «предательство» просто моего физического уничтожения.
В моей беседе с Крэгером я поставил вопрос ребром: или он заявит Министерству иностранных дел,
которое должно было выдать все нужные документы, что СС — Хауптамт ничего не имеет против
моей поездки, или, в противном случае, ген. Власов и я сочтем действия Хауптамта за выражение
открытого недоверия, вследствие чего КОНР будет вынужден сделать соответствующие выводы. В
результате этого разговора Крэгер сообщил Хильгеру о согласии Хауптамта.
Четвертого апреля, в отеле «Ричмонд», в Карлсбаде, за несколько часов до моей последней поездки в
Берлин, Крэгер сказал мне следующее: «Многие из нас противились вашей поездке в Женеву,
догадываясь об одной из ее целей. Теперь я могу вам сказать, что мы не только не против, но
наоборот будем приветствовать, если вам удастся связаться с англо–американцами!»
Двенадцатого апреля статс–секретарь Министерства иностранных дел, барон Стейнграхт лично отдал
распоряжение, чтобы на мой паспорт было поставлено разрешение на выезд.
Тринадцатого апреля д–р Лених просил меня приехать в представительство М.К.К. в Берлине для
исключительно важного разговора. Лених, в присутствии юрисконсульта этой организации, сообщил
мне, что наконец от проф. Бургхарда пришел ответ следующего содержания, которое он мне передал
устно: М.К.К., по получении письменного обращения КОНРа, предпринял все нужные шаги перед
англо–американскими правительствами. Однако, ввиду деликатности и сложности положения
КОНРа, благодаря его сотрудничеству с Германией, защита интересов добровольцев, попавших в
плен к западным союзникам, очень нелегка. Для того чтобы облегчить шаги Бургхарда перед англо- американцами, необходима какая–то крупная услуга, какой–то факт, могущий оправдать в глазах
западных союзников самое существование Освободительного Движения. На мой вопрос, какую
услугу или какой факт (мы говорим по–немецки, и при этом д–р Лених повторял слово «gegenleistung»)
может помочь КОНРу, д–р Лених продолжал: ввиду неминуемого крушения [410] Германии М.К.К. и
западные союзники опасаются того, что в последний момент СС могут уничтожить всех находящихся
в концентрационных лагерях. М.К.К. знает, что политический вес ген. Власова достаточен для того,
чтобы с его мнением и его словом посчитались ответственные германские круги. Поэтому Бургхард
обращается к Власову с просьбой как можно скорее снестись с Гиммлером и высказать ему пожелание
КОНРа и свое личное, дабы этот нечеловеческой акт не был допущен. Я ответил, что ген. Власов в
данный момент не в Берлине, но я прошу д–ра Лениха немедленно сообщить проф. Бургхарду, что
ген. Власов и возглавляемый им КОНР сделают все для спасения жизни заключенных в концлагерях.
Если для неосведомленных людей заступничество Власова может показаться неубедительным и
недостаточным, то для тех, кто знал тогдашнее положение и был посвящен в последние надежды
третьего Рейха, — значение мнений и пожеланий Андрея Андреевича было очевидным. С многих
сторон раздавались голоса, высказывавшие в действительности иллюзорную надежду на то, что
Власов еще может изменить катастрофическое положение Германии. Многие политические и
военные руководители считали, что при помощи Власова и Русского освободительного движения,