Николай Коняев. Два лица Власова.

стрелковой дивизии, откуда в 24.00 двинулись к пункту отхода. В голове колонны шло два взвода

роты Особого отдела армии, вооруженных двенадцатью ручными пулеметами, и взвод сотрудников

Особого отдела НКВД с автоматами. Дальше двигались начальник Особого отдела А.Г. Шашков,

Военный совет армии, отделы штаба армии. Замыкал шествие взвод роты Особого отдела.

Согласно сводке Генерального штаба, составленной на основе доклада К.А. Мерецкова, «25 июня к 3

часам 15 минутам согласованным ударом 2–й и 59–й армий оборона противника в коридоре была

сломлена, и с 1 часа 00 минут начался выход частей 2–й армии».

Человеку, не искушенному в стилистике штабных документов, может показаться странным, что выход

окруженной армии начался за два с лишним часа до того, как удалось сломить оборону противника.

Однако никакого противоречия тут нет. Ведь эту безумную атаку шатающихся от голода бойцов и

называл Кирилл Афанасьевич «выходом из окружения».

Столь же чудесно было переосмыслено и появление нескольких бойцов 2–й армии, прорвавшихся

сквозь немецкие порядки. Его облекли в более приятную для генеральского уха формулировку почти

победной реляции: «Оборона противника сломлена».

Но кое–кому из бойцов и офицеров действительно удалось прорваться на этот раз. Они и рассказали,

как происходило дело.

«Все становилось безразличным, часто впадали в полудрему, забытье. Поэтому совершенно неясно,

откуда взялись силы, когда… мы начали выходить. Выходить — не то слово. Ползли, проваливаясь в

болото, вылезли на сухую поляну, увидели своих танкистов — наши танки, развернув башни, били по

фашистам. Но немцы простреливали эту поляну — на ней живого места не было. Одно место я даже

(вспомните, что автор воспоминаний Н.Б. Вайнштейн в первых числах июня был ранен в ногу)

перебежал. Что руководило направлением — куда бежать, — тоже неясно, инстинкт какой–то, даже

осколочное ранение в плечо показалось пустяком в этом содоме».

«Немцам был приказ уничтожить нас, — завершая свою эпопею, вспоминал Иван Никонов. — Они

загалдели, открыли огонь, поднялись в атаку, мы дали ответный огонь из всего оружия.

Когда они отошли, мы еще постреляли и оставили позиции. Подошли к КП, развели огонь, сожгли

все, кроме своего оружия. Тут оказался помощник начальника штаба Казаков, которого у нас в полку

давно не было видно.

— Кто проводник? — спрашиваю я.

— Не знаю, куда ушли, и куда вести, тоже не знаю, — ответил он. — Ты тут все знаешь, веди. [107]

Я пошел вперед к бывшей узкоколейке. Все пошли за мной, но приотстали, растянулись. Отошли

недалеко. Вдруг, спереди, огонь по нам. Все кинулись бежать.

Думал, ошибка какая–то. Посмотрел, действительно метрах в двадцати от меня немцы в воронках

лежат и стреляют.

— Товарищ командир, — говорит Поспеловский, — я слепну и идти не могу…

Взглянул ему в глаза, зрачков уже нет…

Стояли мы четверо в одном квадратном метре. Комполка, справа — я, слева — комиссар, против —

инженер полка. Вдруг мина прямо в грудь инженеру полка, и его разнесло; комполка ранило в ноги.

Комиссар и я остались невредимы…

Рванулись вперед со стрельбой. Немец открыл огонь по нам из всех видов оружия. Наши с

противоположного фронта, видимо, поняли. Раз немец открыл огонь, значит, мы наступаем на

выход. Стали бить из орудий по его переднему краю».

Еще менее удачной была судьба штабной колонны. Около двух часов ночи вся группа, согласно

показаниям генерал–майора Афанасьева, попала под артминометный заградительный огонь.

«Группы в дыму теряются. Одна группа во главе с Зуевым и начальником Особого отдела с отрядом

автоматчиков… ушла от нас вправо. Мы с группой Власова, Виноградова, Белищева, Афанасьева и др.

ушли сквозь дым разрывов влево… Пройти вперед не смогли. И мы решили идти обратно на КП 46–й

стрелковой дивизии, куда вернулся и штаб 46–й дивизии. Ждали момента затишья, но, увы, с запада

противник прорвал фронт и двигался к нам по просеке во взводных колоннах и кричал: «Рус,

сдавайся!» Мне было приказано организовать оборону КП, но противник продолжал нажимать,

увеличил свои силы, увеличился огонь по КП.

Нужно отметить, что тов. Власов, несмотря на обстрел, продолжал стоять на месте, не применяясь к

местности, чувствовалась какая–то растерянность или забывчивостью Заметно было потрясение

чувств… Было немедленно принято решение, и Виноградов взялся за организацию отхода в тыл к

противнику с выходом через фронт опять к своим»…

Хирург А.А. Вишневский присутствовал в эти дни на переднем крае, где пыталась прорваться

окруженная армия. Вот записи из его фронтового дневника.

«25 июня. В шесть часов вечера поехали к Мясному Бору. По дороге расположены питательные и

перевязочные пункты. Вдоль узкоколейки идут люди в зимнем обмундировании, худые, с землистым

цветом липа. Встречаем двоих, совсем мальчиков.

Откуда?

Из 2–й Ударной.

Везут на лошадях раненых. Яркое солнце освещает их равнодушные, окаменевшие лица… Идет

красноармеец, почти старик, тащит ротный миномет, ручной пулемет и карабин — вот настоящий

герой! Смерть угрожает на каждом шагу, и в этих условиях он полз узким коридором, не бросая

оружия!