Николай Коняев. Два лица Власова.

А далее уже совсем нетрудно оказалось внушить генералу, погруженному в мрак отчаяния, но тем не

менее сохранившему всю энергию честолюбия, мысль о том, что нынешнее состояние его — не

завершение карьеры, а лишь начало. Но карьеры совершенно новой, карьеры спасителя Отечества,

России.

Подчеркнем, что в беседах с Власовым и другими советскими военнопленными Штрик–Штрикфельдт

говорил не только то, что было, а то, что, по его мнению и рассуждению, должно было быть.

Эта подмена совершалась с подлинно российской мечтательностью и такой же подлинно немецкой

основательностью и педантизмом ( «отсюда [134] с неизбежностью следовало, что все дальнейшие

военные успехи в большой степени будут зависеть от политической концепции германского

руководства…»), и ни о каком сознательном обмане тут и речи не может идти. Бывший выпускник

петербургской Реформаторской гимназии совершенно искренне хотел помочь России освободиться

от ненавистных большевиков, и — столь же искренне! — считал, что освобождение России и

должно стать главной задачей немецкого командования.

Как мы уже говорили, Вильфрид Штрик–Штрикфельдт не был одинок в этих мыслях.

Под впечатлением первых военных сбоев и неудач в начале 1942 года сформировалось ядро

антигитлеровской оппозиции… Параллельно в канцеляриях ОКХ (Верховный штаб сухопутных сил)

возник кружок офицеров, оппозиционно настроенных к официальной политике на Востоке и

«готовых действовать на свой страх и риск на основе собранного ими опыта».

Нужно отметить, что в отличие от прусских аристократов, преимущественно составивших

радикальный кружок заговорщиков, костяк «канцелярского» кружка составили прибалтийские немцы.

И это не случайно.

Мы еще будем говорить о противоестественности войн между Россией и Германией… Сейчас же

скажем, что прибалтийские немцы ощущали эту противоестественность на самих себе. С Германией

они были связаны кровью. С Россией — многовековой службой в армии Российской империи,

подданными которой являлись.

Один из активных участников «прибалтийского» кружка — курляндский барон, полковник Алексис

фон Рённе возглавлял в ОКХ группу III Отдела Генерального штаба, официально занимавшуюся

якобы трофеями, но на самом деле — сбором и анализом разведывательной информации.

В его группе и служил Штрик–Штрикфельдт, ему и поручил фон Рённе поработать с Андреем

Андреевичем Власовым.

Мы не можем утверждать, что фон Рённе уже тогда вынашивал мысль использовать Власова в

качестве аргумента в споре с безумными идеями провозглашенной вождями Рейха Ост–политики.

Тем не менее на уровне экспериментов идея эта прошла проверку. И проведен этот эксперимент был

на Андрее Андреевиче Власове… Закончился он совсем не так, как желательно было

политуправлению Красной армии, но и не так, как рассчитывали офицеры из отдела пропаганды

вермахта.

Забегая вперед, скажем, что работа, проведенная Вильфридом Карловичем, была высоко оценена

командованием. [135]

Уже в августе 1942 года его перевели в Берлин в ОКБ {35} .

Генерал Рейнхард Гелен, руководитель ФХО {36} , сообщил Штрик–Штрикфельдту, что ему

понравилась «Записка» и он забирает генерала Власова, так как только ОКБ может санкционировать

обращения к русским. Вместе с Власовым прикомандировывается в Отдел пропаганды при ОКВ и

сам капитан.

Но это впереди, а пока расскажем, как все–таки проходила сама вербовка.

В первый раз Вильфрид Карлович, как он пишет в своей книге «Против Сталина и Гитлера», увидел

генерала в колонне пленных…

«Власов был 1,96 метра ростом. Его поставили во главе колонны, и многие, должно быть, узнавали

его. Это, вероятно, сделано было не случайно: мелкие душонки хотели его унизить».

В этом описании самое ценное то, что мы видим, как смотрел Вильфрид Карлович на своего

будущего подопечного… Он словно бы преднамеренно накачивал себя сочувствием к нему.

«Власов произвел на меня положительное впечатление и своей скромностью и в то же время

сознанием собственного достоинства, своим умом, спокойствием и сдержанностью, а особенно той

трудно определимой чертой характера, в которой чувствовалась скрытая сила его личности. Это

впечатление еще усиливалось всей его внешностью: бросающимся в глаза ростом худого

широкоплечего мужчины, внимательным взглядом через толстые стекла очков, звучным басом,

которым он, не спеша, четко излагал свои мысли. Иногда в его словах проскальзывали нотки легкого

юмора».

Нетрудно предположить, что и Власов оценил такт немцев, приславших к нему человека, который в

прошлом был не только подданным Российской империи, но и офицером русской императорской

армии.

Обстоятельство, вроде бы и не имеющее никакого значения, но тем ни менее превращающее

вербовку пленного генерала офицером–разведчиком как бы в переговоры офицера нынешней русской

армии с офицером прежней русской армии.

Власов сделал ответный реверанс, поведав Штрик–Штрикфельдту, что один немец сыровар, их сосед,

якобы дал его отцу взаймы довольно крупную сумму денег, чтобы он, Андрей Власов, мог учиться.

Похоже, что историю эту Власов тут же и придумал… Протоиерею Александру Киселеву он