Николай Коняев. Два лица Власова.

Она вспоминает, что «своих детей у Власова не было, вот он и баловал нас», но все равно ни детский

возраст, ни «баловство», которым одарял ее дядя, не растопили субординации в отношениях.

«Хотя и в высших чинах был, а не чурался общаться с односельчанами… По вечерам выступал в

клубе, рассказывал о том, что творится в мире. Не боялся и крестьянской работы. Он все умел: и

косить, и пахать. К нему во время отпуска любой односельчанин мог подойти за помощью в

хозяйстве, он никому не отказывал. А как он умел петь?! Всегда возил с собой гармонь… Мы все

очень любили Андрея Андреевича…»

Не дядя Андрей, а Андрей Андреевич… Лучше бы, конечно, товарищ генерал, но и так тоже вполне

официально в устах ребенка…

Но, с другой стороны, как еще можно относиться к человеку, который общается с товарищами

детства, с родственниками, вечерами выступая в клубе, рассказывая на лекциях о том, что творится в

мире.

Нет, Власов не был мизантропом.

Друзья и приятели, безусловно, были у него. Известно, например, что добрые отношения сложились

у Власова с его тестем — Михаилом Николаевичем Ворониным.

«Мне, как и ему, так хотелось видеть друг друга, — напишет сам Власов в октябре 1941 года, узнав о

смерти Михаила Николаевича. — Ведь мы оба так любили и понимали друг друга».

Но — увы! — воспоминания этих людей не сохранились… [21]

Понятно, конечно, что после 1942 года друзья и знакомые Власова торопливо сжигали его

фотографии, уничтожали свидетельства близости с генералом–изменником. Понятно, что

сослуживцы Власова старательно забывали генерала и — это факт! — сумели позабыть его.

И это, конечно, тоже суд, тоже приговор.

Так получается, что Власов сразу возникает на немецких фотоснимках, в кадрах фашистской

кинохроники, в воспоминаниях офицеров немецкой разведки и «Вермахт пропаганд».

Высокий, чуть сутуловатый генерал в очках, делающих его похожим не то на сельского учителя, не то

на бухгалтера; в нелепой — странная смесь вермахтовского мундира и советского кителя с широкими

обшлагами — форме цвета хаки…

Но и здесь тоже только вывеска, только название фирмы — «Генерал Власов», а самого Власова нет…

И бесполезно вчитываться в воспоминания, мы не узнаем из них, любил ли, к примеру, Власов охоту.

Или рыбалку? Или предпочитал собирать грибы? Какие книги читал Власов и любил ли вообще

читать?

Бесполезно вглядываться в фотографии. Не сохранилось ни одного снимка, где генерал Власов

смеется или хотя бы улыбается.

Везде тяжелое, окаменевшее, словно маска, лицо.

И везде: и на фотографиях, и в воспоминаниях — «Власов — предатель», «Власов — патриот»,

«Власов — изменник», «Власов — создатель Русской Освободительной Армии» — только название,

только фирма, словно и не был Власов никогда живым человеком…

Глава четвертая

Великая Отечественная война переменила все, но и она не сумела нарушить блистательный ход

карьеры генерала Власова.

22 июня 1941 года в 3 часа 00 минут генерал–майор Власов получил приказ о приведении войск в

полную боевую готовность.

24 июня его четвертому механизированному корпусу {9} был отдан приказ: разгромить прорвавшуюся

в районе Немировки немецкую группировку.

Приказ этот запоздал.

24 июня главная угроза исходила уже не из района Немировки. Танковые колонны немцев нанесли

удар в направлении Луцк — Дубно, угрожая расчленить войска фронта. По приказу генерал- полковника [22] М. П. Кирпоноса 4–й и 15–й корпуса три дня вели ожесточенные бои, пытаясь

прорвать оборону противника. Сделать это им не удалось, и 1 июля начался отвод войск.

3 июля корпус генерал–майора Власова был переброшен в район Бер–дичева, чтобы не допустить

прорыва немцев к Житомиру. Здесь сосредотачивалась довольно значительная группировка

советских войск (4–й, 15–й, 16–й, 36–й, 37–й механизированные корпуса, 5–й кавалерийский корпус,

49–я стрелковая дивизия), но контрудар так и не состоялся.

Скоро корпус Власова был отведен в район Киева.

17 июля Андрея Андреевича Власова вызвал в Киев Семен Иванович Буденный.

Вспоминая все эти события через два года, Власов в своем «Открытом письме» «Почему я стал на

путь борьбы с большевизмом» даст своим действиям достаточно высокую оценку:

«Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, выдержал его и был готов перейти в

наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским

контролем и растерянностью управление фронтом привело Красную армию к ряду тяжелых

поражений.

Я отводил войска к Киеву. Там я принял командование 37–й армией и трудный пост начальника

гарнизона города Киева…»

«Когда мы с Кирпоносом подбирали кандидатуру на должность командующего 37–й армией, которую

мы формировали для обороны Киева, — пишет в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев, — управление

кадров Киевского военного округа рекомендовало нам назначить Власова».

Никите Сергеевичу почему–то запомнилось, что Власов вышел к Киеву «безлошадным». «Пришел, —

пишет он, — небезызвестный Власов с кнутом, без войск».

Тут Хрущев явно путает своего читателя, и путает отнюдь не случайно.

Обстановка в Киеве была суровой, необходимо было мгновенно принимать ответственные решения,