стороной. Через Сребное, Хмелев, Смелое, Белополье вышли первого ноября к Курску, который уже
готовился к эвакуации. Отсюда их отправили в Воронеж…
В июне сорок третьего следователя интересовало, не помышлял ли уже тогда Власов об измене.
— Нет! — ответила Подмазенко. — Напротив… Власов давал высокую оценку действиям частей
Красной Армии в районе Киева и заявлял, что, если бы немецкие войска не окружили Киев, они не
смогли бы его взять. Успехи немцев он рассматривал как временные и противопоставлял им
исторические факты, когда при первоначальных неуспехах в войне русские выходили победителями…
Никаких отрицательных настроений он не высказывал и только желал быстрее соединиться с
частями Красной Армии.
Разумеется, Агнесса Подмазенко, хотя и спала в одной постели с генералом, в вопросах военной
тактики и стратегии разбиралась чисто по–женски. И тем не менее, похоже, что именно так, как
рассказывала Подмазенко, и мыслил командующий 37–й армии. Действительно, если бы немецкие
войска не окружили Киев, они не смогли бы его взять.
Мысль необыкновенно глубокая.
Буквально ощущаешь, как ошеломила она в холодном осеннем лесу генерала Власова,
рассчитывавшего, что немцы будут брать город в лоб, укладывая дивизию за дивизией перед
позициями 37–й армии.
Обнимая беременную военно–полевую жену, Власов поведал ей о своем стратегическом озарении.
Аля, Алик, как звал Власов Агнессу [28] Павловну, замерла в его объятиях, впитывая в себя эту
генеральскую мудрость.
Я иронизирую тут не только над Власовым.
Точно так же думали тогда и вели себя многие советские генералы.
Осенью сорок первого года они, такие умудренные и ловкие, в совершенстве изучившие штабные
интриги, знавшие, что и где можно говорить, как и что нужно докладывать, не понимали и не могли
понять, почему не останавливаются немецкие армии. Мысль, что имеющегося у них опыта, знаний и
таланта недостаточно для этого, просто не приходила им в головы.
Впрочем, слово «опыт» здесь не вполне уместно.
Летом сорок первого года вермахтовские стратеги противоборствовали, кажется, и не генералам, а
колхозным бригадирам, одетым в генеральскую форму.
Начальник Генерального штаба С.М. Штеменко пишет в своих мемуарах, что об обстановке на
фронте, о положении наших и немецких войск в Генштабе зачастую узнавали не из докладов и
сообщений, поступавших из армейских частей, а названивая по обычному телефону председателям
сельсоветов.
Мысль, что с такой информацией невозможно воевать на этой войне, не посетила Штеменко и после
победы.
«Мы и в дальнейшем, — пишет он в своих мемуарах, — когда было туго, практиковали такой способ
уточнения обстановки. В необходимых случаях запрашивали райкомы, райисполкомы, сельсоветы и
почти всегда получали от них нужную информацию».
Как созвучен штеменковский уровень военного мышления недоумению Власова — Подмазенко:
зачем немцы окружили Киев, если, не окружив его, они не смогли бы взять город!
И обращение к истории тоже понятно.
Тут уже подсознание включилось.
Обидно, конечное дело, что своего ума, своих талантов не хватает, но ведь не где–то, в России
генеральствуем, а Россия — такая страна. Поднатужится, родимая, прольет побольше кровушки, но
выстоит, победит немцев со всеми ихними стратегиями, не подведет своих генералов.
И еще на одно выражение Агнессы Подмазенко я бы обратил внимание:
«Власов никаких отрицательных настроений не высказывал и только желал быстрее соединиться с
частями Красной Армии». [29]
Глагол «соединиться» тоже, как мне кажется, не Подмазенко придуман.
Власов шел по лесу с политруком и любовницей, но продолжал ощущать себя — достойное
восхищения самоуважение! — некоей войсковой единицей, которая должна не просто выйти в
расположение советских частей, а именно соединиться с армией. Хотя и не осталось ничего от
тридцать седьмой армии, но идею армии Власов нес в себе и сам ощущал себя как бы армией.
И тут опять–таки не столь важно, как ощущал себя сам Власов. Важнее то, что именно так думали, так
ощущали Власова люди, от которых зависела его дальнейшая судьба.
В том числе и Иосиф Виссарионович Сталин…
Сам Власов в разговоре с В. Штрик–Штрикфельдтом утверждал, что 10 ноября состоялась его первая
встреча с И.В. Сталиным.
На прием его вызвали с Василевским и Шапошниковым.
«В кабинете стоял Сталин с короткой трубкой во рту, которую он поддерживал правой рукой, —
рассказывал Власов в Берлине. — Он не поменял позы, когда мы отрапортовали о своем прибытии».
— Пожалуйста, садитесь! — коротко сказал Сталин. Генералы поблагодарили, но остались стоять.
— Садитесь! — повторил Сталин, но генералы остались на месте. Тогда Сталин подошел к столу и
сел.
Повернувшись к Власову, он указал рукою на стул, стоящий слева от него.
Только теперь все уселись.
— Что вы думаете о положении дел под Москвой, товарищ Власов? — спросил Сталин.
— Мобилизация необученных рабочих без поддержки регулярных военных резервов бессмысленна,
товарищ Сталин, — ответил Власов.
— С резервами и дурак, товарищ Власов, сумеет удержать Москву, — сказал Иосиф
Виссарионович {13} .
Вскоре был отдан приказ о назначении Власова командующим 20–й армии.