Ниже среднего урожай хлебов на большей части территории Республики приводит к необходимости в целях смягчения продкризиса довести до максимальных размеров заготовку картофеля, могущего заменить в питании населения недостаток хлеба. Поэтому предлагаю в порядке боевого приказа потребовать от волисполкомов Советов, чтобы немедленно же после выкопки картофеля хозяева, получившие наряд в порядке развёрстки, сдали картофель на государственные ссыппункты.
1876
Мы предложили мир на основании линии Пилсудского, т. е. той линии, на которой поляки стояли до начала наступления 26 апреля текущего года, т. е. линии, по которой они получали всю Белоруссию и порядочный кусок Украины, потому что они имели тогда Волынскую губернию, много восточнее от Ровно, которые они отбили у нас теперь. На этой линии мы соглашались заключить мир, считая мирную хозяйственную работу, на которую мы перевели жизнь армии и жизнь десятков тысяч рабочих и крестьян, гораздо выше, чем возможность военными успехами освободить Белоруссию и часть Украины или восточную Галицию. Здесь, в международном политическом и экономическом отношениях многократно подтверждалось и будет подтверждено это именно то, что наша новая дипломатия совершенно необычная, непредвиденная в истории монархических и буржуазных государств, никоим образом не может быть еще принята в остальных странах, что, когда большевики выступают с прямым заявлением, никто решительно ни в одном государстве не способен понять, что мы действительно ведем дипломатию на почве открытых заявлений и приемов особой дипломатии, т. е. большевики говорят: «мы готовы признать линию Пилсудского», значит большевики непомерно слабы, а уступка непомерно велика. Мы поддержали самый бешенный шовинизм польской буржуазии и помещиков, самый бешенный шовинизм во Франции и других империалистических странах, которые все рассуждали, что в обычной дипломатии такой вещи быть не может. Разве это делается так? Это есть слабость. Таким образом наступление было решено не только поляками, но и Францией <…> самый злободневный вопрос, это именно то глубокое поражение, катастрофическое поражение, которое мы потерпели в результате всего развития операции.
12 июля, когда наши войска в непрерывном наступлении, пройдя уже громадное пространство, подходили к этнографической границе Польши, Английское правительство в лице Керзона обратилось к нам с нотой, требующей, чтобы мы остановили наши войска на линии 50 верст от этнографической границы Польши на условиях заключения мира по этой линии. Эта линия шла по линии Белосток – Брест-Литовск и отдавала нам Восточную Галицию. Так что линия эта была нам очень выгодна. Эта линия называлась линией Керзона. <…> История с Юденичем и Деникиным показала нечто невиданное, невероятное, с точки зрения подсчёта сил, мы разбили их по частям, и умнейшие всемирные политики не только зарвавшиеся с точки зрения колониальной, как Англия, зарвавшаяся Франция, заботящаяся о своих миллиардах бывшего царского дома (а там еще есть такие странные люди, которые надеются на их возвращение); не только такие зарвавшиеся политики, которые думают что-либо захватить от России, но и незаинтересованные непосредственно, они оказались в состоянии распада, они, будучи во сто раз сильнее нас, не реализовали эту возможность, потому что распались внутри себя, потому что ни одного шага не могли сделать, не могли решить простую задачу соединения трех-четырех элементов, соединить, согласовать три-четыре могущественных державы, имея бесконечный перевес в сравнении с нами не только в смысле финансов, но и в смысле флота и в другом. У нас не было ничего, а они не могли соединить себя даже в финансовом отношении, что давало нам выигрыш. И это было в то время, как вся буржуазия кипела бешенством и ненавистью против большевизма, и оказалось, что мы сильнее их. Они пускали неприятеля по частям, крича о том, что они не желают вернуть царя, они не могли помешать чисто монархической политике Юденича и Деникина и таким образом отталкивали от себя тот элемент, который должен был быть за ними (мужицких, кулаческих элементов).