И вот, значит, в сумме получилось то обстоятельство, что у нас созрело убеждение, что военное наступление Антанты против нас закончено, оборонительная война с империализмом кончилась, мы её выиграли. Польша была ставкой. И Польша думала, что она, как держава с империалистическими традициями, в состоянии изменить характер войны. Значит, оценка была такова: период оборонительной войны кончился. (Я прошу записывать меньше. Это не должно попадать в печать.) С другой стороны, наступление показывало нам, что при бессилии Антанты военным путем задавить нас, при бессилии её действовать своими солдатами, она может только толкать на нас отдельные маленькие государства, не представляющие военной ценности, и держащие у себя помещичье-буржуазный порядок, только ценой тех мер насилия и террора, которые им предоставляет Антанта. Нет сомнения, что тот меньшевистский демократический капитализм, который держится еще во всех пограничных с Россией государствах, образованных из прежнего состава бывшей Российской империи, начиная с Эстонии, Грузии и т. д., он держится при помощи того, что доставляет Англия. Она дает пушки, солдат, обмундирование, деньги, чтобы держать в подчинении рабочих. Перед нами встала новая задача. Оборонительный период войны со всемирным империализмом кончился, и мы можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали, мы будем пробовать теперь на них наступать, чтобы помочь советизации Польши. Мы поможем советизации Литвы и Польши, так говорилось в нашей резолюции, когда эта резолюция выносилась в ЦК, у нас не было недостатка в понимании несколько неуклюжего характера этой резолюции в том смысле, что против неё будто бы нельзя голосовать. Как можно голосовать против советизации? Если же мы сравним наше отношение к Польше с нашим отношением к Грузии и Латвии, то разница станет совершенно ясна. Мы не принимали резолюции, что военным путем поможем советизации Грузии и Эстонии. Мы принимали резолюцию обратную, что не помогаем. На этой почве был ряд конфликтов с революционерами и коммунистами этих стран. Они держали полные горечи речи против нас, говоря, как можете вы заключать мир с белогвардейскими латышскими палачами, которые подвергли виселице и пытке лучших латышских товарищей, проливавших кровь за Советскую Россию. Эти речи мы слышали и от грузин, но не помогали советизации Грузии и Латвии. И сейчас этого сделать мы не можем, нам не до того. Спасение и укрепление Республики есть подавляющая задача. По отношению к Польше мы изменили эту политику. Мы решили использовать наши военные силы, чтобы помочь советизации Польши. Отсюда вытекала и дальнейшая общая политика. Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протоколе ЦК, и представляющей собой закон для партии и нового съезда, но между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать – не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше? И здесь мы ставили практический вопрос, который, как оказалось, теоретически не вполне ясен для лучших коммунистических элементов международного товарищества, то есть Коммунистического Интернационала. Когда съезд Коминтерна был в июле в Москве, это было в то время, когда мы решали в ЦК этот вопрос. На съезде Коминтерна поставить этот вопрос мы не могли, потому что этот съезд должен был происходить открыто, в этом было его громадное, революционное, общеполитическое мировое значение, которое скажется во много раз больше, чем это было до сих пор.
На съезде этом были элементы, к каковым относятся немецкие независимые, которые теперь повели самую поганую политику против Советской власти. Выкинуть их в то время нельзя было.<…> Мы должны были терпеть «Роте Фане», и многие другие не могут и мысли допустить, что мы своей рукой поможем советизации Польши. Люди эти считают себя коммунистами, но некоторые из них остаются националистами и пацифистами. Конечно, коммунисты, которые пережили больше, к таковым относятся финляндские товарищи, и тени не оставили у себя от тех предрассудков. Говорю – не оставили, потому что они пережили более длинный период войны. Когда у меня была английская рабочая делегация и я говорил с ней, что всякий порядочный английский рабочий должен желать поражения английского правительства, то они меня совершенно не поняли. Они состроили такие лица, которые, я думаю, не может схватить даже самая лучшая фотография. В их головы совершенно не вмещалась та истина, что в интересах международной революции английские рабочие должны желать поражения своего правительства.
Те факты, что в Польше хорошо развито пролетарское население и лучше воспитан сельский пролетариат, эти факты говорят нам: ты должен помочь им советизироваться.