Читаем Николай Львов полностью

традициям. Для его сооружений характерны строгая симметрия фасада и плана, сильное

акцентирование центральной оси или центрального объема. Портики и лоджии, как правило

украшающие фасады его зданий, подчеркивают их классическую ясность и спокойную

уравновешенность. Многочисленные дворцы и виллы, построенные им в Италии, отличаются

глубоким своеобразием, они то празднично торжественны, то замкнуто суровы, то аристократично

изысканны. Стремясь выразить в каждом архитектурном сооружении его художественную идею,

Палладио порой пренебрегал требованиями практической целесообразности и комфорта. Не случайно

Гёте находил его виллы неуютными. Этот мастер оказал большое влияние на развитие архитектуры

стран Европы, и крупнейшие зодчие XVIII века считали его своим учителем.

В творчестве многих русских мастеров второй половины XVIII столетия также заметно

сказывается влияние Палла-дио. У В. И. Баженова, М. Ф. Казакова, И. Е. Старова — у каждого по-

своему, приспособившись к иному времеци, к иным условиям, сквозят порой черты, навеянные

гением великого итальянца. Русское «палладианство» — одно из любопытных и в то же время

самобытных явлений в истории архитектуры.

Проект дачи П. А. Соймонова. 1780-е гг. Боковой фасад. Гравюра. Публикуется впервые.

Но если говорить о сходстве загородных вилл Палладио с подобными работами Львова, то следует

признать, что сходство это скорее внешнее, так как планировка русских домов далека от строгой

симметрии всех помещений, которой неукоснительно требовал итальянский зодчий в своих

теоретических трудах.

Его знаменитый трактат об архитектуре не раз начинали переводить на русский язык, в том числе

этим занимался один из крупнейших зодчих Петербурга XVIII века П. М. Еропкин. Но благие

начинания не находили своего продолжения, и до конца XVIII столетия книга Палладио так и не была

у нас издана. Львов решил довершить труд, начатый его предшественниками, и сделать эту полезную

книгу доступной русским строителям, особенно молодым, начинающим. Справедливость требует

заметить, что в свет вышел лишь первый том трактата, хотя перевод подготовлен был полностью.

Основываясь на одном из ранних итальянских изданий книги, появившихся еще при жизни автора,

Львов сам тщательно вычертил все иллюстрации.

Постоянно стремясь черпать знания из первоисточника, будь то архитектура античности или эпохи

Возрождения, и пытаясь внушить это похвальное стремление своим соотечественникам, Николай

Александрович в предисловии к русскому переводу трактата специально подчеркнул это намерение:

«Я желал, чтобы в моем издании Палладий походил на самого себя, а не на француза, который чистый

его вкус отяготил кудрявыми украшениями, или на англичанина, который важные его красоты

поставил на спичках, оба стараясь угодить господствующему вкусу отечества своего».

Но несмотря на глубокое восхищение опытом Палладио, Львов все же предостерегал

современников от слепого преклонения перед ним. В примечаниях к переводу он отрицает бездумное

следование канонам вообще.

Говоря о требовании итальянским зодчим абсолютной симметрии помещений в зданиях, он со

свойственной ему иронией замечает: «И сам Палладий не всегда следовал сему правилу, основанному

на равновесии тел, которое удобность жизни иногда перевешивало, а без того многие бы хозяева на

дом свой, как на вечную смотрели гидру, которая их всегда мучит, а сама не старится, и с

нетерпеливостью ждали бы какой-нибудь вожделенной трещины, возвещающей надобность

перестройки. В Италии, конечно, можно строить дома и по плану шахматной доски. Хозяин занимает

там часто один уголок палат своих, а в остальных покоях картины и мраморы морозу не боятся.

Сквозного ветра итальянцы не знают и по имени, и в комнате у них зимою, как на дворе, а летом на

дворе, как в комнате, все настежь двери и окна, как решетки; но со всем тем мы к ним греться ездим.

Так годится ли правило равновесия в нашем климате, и какое равновесие мороз в 28 градусов не

перевесит?»

Львов умел творчески использовать опыт мировой архитектуры, но, проектируя свои дома, он

максимально сообразовался с реальными условиями и требованиями удобства. Так, загородный дом

Соймонова, внешне выдержанный в палладианском духе, внутри решен асимметрично: частично как

одноэтажный, с высокими, иногда двусветными помещениями, частично же как двухэтажный. Такое

решение логично вытекало из назначения дома. Здесь в летние месяцы жила небольшая семья. Но

хозяева время от времени устраивали многолюдные веселые праздники с музыкой и танцами. И

помещения нужны были разного характера. Некоторые просторные залы, примыкающие к

центральному круглому, двусветные: окна в них размещены в два яруса, причем верхние —

Перейти на страницу:

Все книги серии Зодчие нашего город

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии