уточняет местоположение: «Место для построения Казанского собора полагается на средине самой
площади, так что портал левой стороны (то есть северный портал. —
с Невскою проспективою; средина же новой церкви может строиться, не ломая старой деревянной».
Таким образом, Львов не предусматривал площади перед собором, а выводил здание на общую
линию застройки и тем самым не давал возможности посмотреть на свое монументальное
сооружение издали, со стороны. Собор имел ярко выраженное центрическое построение и в плане
был решен в виде равноконечного греческого креста. В этом проекте сказались тяготение Львова к
компактности и его неудержимая любовь к ротонде. Центральный кубический объем он перекрыл
могучим куполом на высоком мощном барабане, прорезанном большими окнами с полуциркульными
завершениями.
Основное помещение церкви — круглое в плане — находилось под куполом и представляло собой
великолепную, хорошо освещенную сверху ротонду диаметром в 21 метр. Автор так увлекся этой
излюбленной своей формой, что ему даже изменило в какой-то мере чувство пропорциональности, и
наружная ротонда барабана с куполом явно «давила» нижнюю часть здания. Николай Александрович,
видимо, сам почувствовал это и, чтобы как-то уравновесить тяжесть купола, предусмотрел по
сторонам две колокольни, отсутствовавшие в первоначальном варианте.
Любопытно, что Львов предлагал «колонны портиков и верхнюю часть наружных стен сделать из
пудостского камня», то есть из того самого материала, мягкого в обработке и приобретающего
прочность со временем, который был уже использован А. Ринальди и оправдал себя при постройке
Гатчинского дворца и который впоследствии применил для облицовки Казанского собора А. Н.
Воронихин. В подробной записке Львов вообще уделил большое внимание различному
использованию строительных материалов и их связи с конструктивными особенностями сооружения.
Уточняя характер внутренней отделки, он писал: «Как ионической орден нижнего яруса, так и
дорической помпейской могут исполнены быть не только из белого камня, но и из кирпича;
коринфской же верхнего яруса, галерею составляющий и половину тяжести купола поддерживающий,
должен быть из мрамора, граниту или иного твердого камня».
Следует отметить, что данный проект развивает тему больших городских соборов в творчестве
Аьвова, но, пожалуй, не является самым удачным из них. По цельности композиционного замысла и
строгой изысканности пропорций ему приходится предпочесть собор Борисоглебского монастыря в
Торжке, являющийся не только одним из наиболее совершенных произведений Львова, но и
выдающимся памятником строгого классицизма в русской архитектуре второй половины XVIII века,
предвосхитившим дальнейшее развитие этого стиля.
На протяжении двух десятков лет архитектурное творчество Николая Александровича Львова
было связано с Петербургом и его пригородами. Здесь он строит и в последние годы своей недолгой,
но очень деятельной жизни.
Истинный сын XVIII столетия, энциклопедически образованный человек, поклонник французских
и современных русских просветителей, почитатель Ж.-Ж. Руссо — Львов несколько разбрасывался,
не мог полностью отдаться какой-нибудь одной склонности. В этом его индивидуальная особенность,
одновременно и сила, и слабость. Как архитектор он работал в одно время и иногда совсем рядом с
такими мастерами, как В. И. Баженов, М. Ф. Казаков, И. Е. Старое, но особенно близок он по
характеру своего творчества Д. Кваренги. И если не всегда Львов может выдержать сравнение с этим
могучим гигантом, то он подкупает живостью, чуткостью, теплотой и многогранностью своей
творческой личности.
Для Петербурга Львов проектировал крупные сооружения и маленькие уютные особняки, большие
соборы и усадебные церковки, и у всех этих очень различных построек есть общие характерные
черты. Как правило, они все имеют четко выделенный центр — обычно более высокую часть,
перекрытую пологим куполом, объем их компактен, а декоративное оформление скромно и
лаконично. Львов тяготел к центрическим композициям, без конца их разрабатывал, варьировал с
неистощимой фантазией и мастерством, никогда не повторяя самого себя.
Убежденный сторонник строгого классицизма, Львов отличался от многих своих современников
особым пристрастием к архитектурным ордерам Древней Греции. Для XVIII века это случай и редкий
и в то же время знаменательный, ибо такое пристрастие в начале следующего столетия станет почти
всеобщим. Ему отдадут должное такие мастера, как А. Д. Захаров, А. Н. Воронихин, А. А. Михайлов
2-й.