Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта

Белинский обратил внимание на оригинальность тематики дебютного сочинения Панаевой: «В литературе никто еще не касался столь важного вопроса, как отношение детей к их воспитателям и всех безобразий, какие проделывают с бедными детьми». Ап. Григорьев, возглавлявший критический отдел «Москвитянина», усматривал «новизну содержания» и «характеров», в первую очередь женских, выходящих «из обычного тесного круга».

Запрещение романа не нанесло урона «Современнику» – пока недостатка в материалах у журнала не было. Некрасов, обладая бесспорной редакторской зоркостью, взял рукопись «Обыкновенной истории» Гончарова у другого редактора, который все не удосуживался ее прочитать, просмотрел несколько страниц и, тотчас заметив, что это произведение выходит из ряда обыкновенных, передал ее Белинскому. Он разглядел и повесть Достоевского «Бедные люди», а Белинский уже обнаружил громадный талант их автора.

Н.А. Некрасов и И.И. Панаев у больного В.Г. Белинского. Художник А.А. Наумов

К весне болезнь Белинского начала действовать быстро и разрушительно. Щеки его провалились, глаза потухали, изредка только горя лихорадочным огнем, грудь впала, он еле передвигал ноги и начинал дышать страшно. Даже присутствие друзей уже было ему в тягость. К счастью, жена его и ее сестра во время болезни ходили за ним. Тютчев свидетельствовал: «Когда хроническая болезнь его приняла характер более угрожающий, он нашел и в пустой жене, и в придурковатой свояченице усердных, хотя и ворчливых сиделок».

Эта самая свояченица бесхитростно рассказывала: «Некрасов в последнюю зиму все раздражал его, говоря, что пора писать, а когда Белинский говорил: «Не могу писать», – то Некрасов прибавлял: «Когда нужно писать, то и больны. Да, впрочем, скоро вам и совсем запретят писать». После этих свиданий Белинский долго не мог прийти в себя. Сестра пошла сама затворять дверь и говорит: «Как вам не стыдно, Некрасов, мучить больного? Разве вы не видите, что он умирает?»

В мае 1848 года, не дожив несколько дней до своего тридцатисемилетия, Белинский скончался. Перед смертью несчастный был в забытьи, бредил, говорил речи народу, как будто оправдывался, доказывая, что любил народ, желал ему добра.

Кончина Белинского, которая в другое время произвела бы сильное впечатление, прошла почти незамеченной среди европейских волнений и безумств тогдашнего правительства, потерявшего голову от страха[8]. Герцен писал о нем с грустью и болью: «…В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная, гладиаторская натура; да, это был сильный боец! Он не умел проповедовать, поучать, ему надобен был спор. Без возражений, без раздражения он нехорошо говорил, но, когда он чувствовал себя уязвленным, когда касались до его дорогих убеждений, когда у него начинали дрожать мышцы щек и голос прерываться, тут надобно было его видеть: он бросался на противника барсом, он рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и по дороге с необычайной силой, с необычайной поэзией развивал свою мысль. Спор оканчивался очень часто кровью, которая у больного лилась из горла; бледный, задыхающийся, с глазами, остановленными на том, с кем говорил, он дрожащей рукой поднимал платок ко рту и останавливался, глубоко огорченный, уничтоженный своей физической слабостью. Как я любил и как жалел я его в эти минуты!»

После смерти Белинского Панаев обрел нового идола в Некрасове, их дружба достигла апогея. Но Панаев вовсе не прозябал в тени друга. Все знавшие Ивана Ивановича писали о нем не только как о беспечном, легкомысленном человеке и «добром малом», но и как о даровитом критике и литераторе. В силу своего добродушного характера и отсутствия амбиций он не стремился играть в дуэте с Некрасовым первую скрипку, позволял другу важничать, выпячивать свои заслуги. Это во многом определило взгляд современников на значение Некрасова в становлении и общественном значении журнала. А после смерти Панаева его творчество беззастенчиво использовали многие: данные им остроумные и яркие описания и характеристики кочуют из одного исследования в другое, редко – с указанием авторства, чаще – просто в кавычках, иногда же и вовсе без кавычек.

Если Панаев, единственный ребенок обеспеченных родителей, родился с серебряной ложкой во рту, жил, обласканный родными, и получил прекрасное образование, Некрасов воспитывался в суровых условиях в многодетной нуждающейся семье. Учеба в гимназии не пришлась по вкусу будущему поэту. По собственным воспоминаниям, он плохо учился из-за увлечения «кутежами и картишками». После того как Николай несколько раз остался на второй год в одном из классов, отец забрал его из гимназии.