Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта

Хотя публицистика Чернышевского и Добролюбова вытеснила из журнала фельетонное, игровое начало в специально отведенную резервацию – сатирический отдел «Свисток», последняя работа Панаева «Заметки и размышления Нового поэта по поводу русской журналистики» вышли в № 1 журнала за 1862 год.

А в № 2 был помещен его некролог.

Панаев до ослепления был привязан ко всем своим старым друзьям, и на него сильно подействовала их лицемерная дружба. Он сделался скучен и молчалив и по возможности избегал их общества. Это заметили его мнимые друзья и приставали к нему с расспросами: «Что с тобой? Мы думали, что наш Панаев вечно будет юн, а он сделался неузнаваем. Мы все твои друзья, так тебя любим, что такая перемена в тебе нас огорчает».

Панаев конфузился и говорил: «Хоть бы оставили меня в покое с своим участьем: еще тяжелее мне делается от этого!»

«Добрый этот человек, мягкий, как воск, когда-то веселый, беспечный, теперь постоянно находился в мрачном, раздражительном до болезненности состоянии духа», – печалился Д. Григорович. В последние дни Панаев «похудел, изменился в лице и потерял аппетит». За день до смерти он описывал А.В. Никитенко перенесенный им приступ: «Я чуть было не умер недавно. В груди у меня что-то такое сделалось, что чуть было не задушило меня. И это продолжалось часа три».

Незадолго до своего ухода Иван Иванович уговаривал Авдотью Яковлевны покинуть Петербург и поселиться вместе с ним в имении: «Если бы ты также согласилась жить в деревне, я был бы совершенно счастлив… ты бы тоже отдохнула… ведь и тебе тяжело жить здесь…» Зоркость сердца, приданная близостью вечности, предсказывала грядущее расставание жены и друга; он чувствовал: их дороги пойдут врозь. Она согласилась – действительно ли решив посвятить себя простой жизни деревенской помещицы, или чтобы успокоить смятение больного. Ее согласие принесло ему облегчение.

Он умер 2 марта 1862 года в возрасте пятидесяти лет от разрыва сердца на руках у жены.

В некрологе Панаева, написанном, возможно, Чернышевским, говорилось: «Публике известно, какие тесные отношения связывали Панаева с Белинским и как последний любил в Панаеве надежного товарища, даровитого писателя и честного человека. Мы обращаем внимание на этот факт потому, что Панаев, горячо любивший и уважавший Белинского, сам любил припоминать о своих отношениях к нему, он гордился ими». Заканчивался некролог словами: «…Панаева любили все, кто только знал его: столько было в нем доброты, мягкости и той привлекательности, которая сообщается человеку преобладанием в нем хороших душевных свойств… Как литератор, он… постоянно работал над собою, стараясь о собственном совершенствовании… Убеждения его не застревали в неподвижную форму с приближением старости; симпатии его в 50 лет, как и в 25, были на стороне молодого поколения».

Прощание с Некрасовым

В феврале 1862 году похоронили Панаева, а в июле того же года за Чернышевским захлопнулись тюремные двери. Критик был помещен под стражу в одиночную камеру в Алексеевском равелине Петропавловской крепости по обвинению в составлении прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Авдотья Панаева, фраппируя большинство знакомых, открыто навещала заключенного. О ней шептались в так называемом приличном обществе, ее снова осуждали…

У кормила «Современника», приостановленного в июне 1862 года на целых восемь месяцев «за вредное направление», остался один Некрасов. При активном участии Панаевой он занялся формированием новой редакции журнала. Некрасов, Салтыков-Щедрин, Елисеев, Антонович, Пыпин и Жуковский сохраняли направление Чернышевского. В это время увидели свет многие произведения Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Глеба Успенского, Слепцова, Левитова, Решетникова.

Алексеевский равелин Петропавловской крепости

Казалось бы, настало время Некрасову и Авдотье Яковлевне узаконить свои многолетние отношения, перевести их наконец в официальные. Но вместо логичного завершения истории любви заключением брака пара продолжала уже ставшее привычным сожительство. Некоторые исследователи творчества Некрасова утверждают, что официальному браку противилась Панаева. Однако похоже, что преуспевающий издатель, азартный игрок и покровитель женщин легкого поведения, Николай Алексеевич вовсе не рвался под венец. Чернышевский писал: «Ему бы следовало жениться на Авдотье Яковлевне, так ведь и то надо сказать, невозможная она была женщина».

Их квартиры находились рядом, дверь в дверь, и были связаны между собой общими комнатами. После смерти Ивана Ивановича Панаева не осталось ни гроша, и его вдова заняла его место в редакции журнала. Поэт иногда обедал или ужинал у старой подруги, но всегда – по какому-нибудь особому случаю. Он приходил к ней, когда ему нездоровилось, когда что-то выводило его из себя. Тогда для нее наступал праздник.