У Николая в его бумажнике, который он всегда хранил под подушкой, были фотографии старых друзей, с которыми он познакомился в Харькове, в медико-механическом институте — Петра Куща, Анны Давыдовой, Новикова, Лаурины Был там и снимок, подаренный девушками, с которыми Николай познакомился в санатории: девушки сфотографированы в купальных костюмах, в море, у самого берега.
Как-то просматривая эти снимки, Петр Новиков стал трунить — «пришивать» Николаю разные приключения, связанные с пребыванием в санатории. Подключилась и я. Николай, как мог, оборонялся. Было весело, все громко смеялись. В конце обсуждения мы с Петей поставили на фотографию такую визу: «Проверено цензурой. Р. Мацюк»[18].
Как молоды мы были душой даже в ту тяжелую пору…
У Николая не было получувств. Он пли любил — тогда все готов был отдать за человека, пли ненавидел — тогда трудно было переубедить его.
Если переставали писать прежние друзья, Николай терпеливо ждал весточки, как бы проверяя дружбу. Когда писем не было долго, пм овладевала грусть. Как-то вечером, когда он снова и снова с большой теплотой и грустью вспоминал замолчавших друзей, я не выдержала:
— Коля, ведь так настоящие друзья не поступают! Неужели они не могут выбрать время для письма, неужели можно забыть дружбу только лишь потому, что ты тяжело заболел? — Сказала — и почувствовала, что сделала ему больно.
— Знаешь, Раек, не будем говорить об этом. Может быть, ты и права, но я еще не могу так отрубить, сделать такой вывод, что меня забыли. Время покажет…
Но надо было видеть Николая, когда приходили письма! Как радостно блестели его глаза!
…Прошла первая наша зима. Мы ждали весны. Думали, весной будет лучше.
7
В середине пути
Весной Николаю стало хуже. По утрам мы видели его распухшие искусанные губы и знали, что это следы борьбы с нечеловеческой болью.
Что делать? Где лечиться? Наши материальные возможности были крайне ограничены. Бесплатную путевку достать не удалось.
Узнали, что в Горячем Ключе близ Краснодара серные ванны делают чудеса с ревматиками. Начались сборы к поездке в Ключевую.
Стоял ослепительный весенний день. Небо казалось особенно высоким и синим. Тени от деревьев и домов были резкие, черные. Акации отцвели и усыпали панели и мостовые желто-белым ковром.
У нашего дома — извозчик, он ждет уже довольно долго и, пригретый солнцем, клюет носом. Мы заканчиваем последние сборы и выносим Николая на руках. Извозчик безразлично смотрит через плечо. Николай щурится на солнце, на глубокую синеву. Прощается со мной. С Николаем едут его мать Ольга Осиповна и моя сестра Леля с двухлетним сынишкой. Я работала и сопровождать Николая не могла.
Горячий Ключ — в 60 километрах от Краснодара. До Краснодара доехали поездом. В Краснодаре наняли легковой автомобиль. Кое-как поместили полулежащего Николая в машину. Леля с мальчиком на руках села у изголовья, поддерживая голову больного, Ольга Осиповна — в ногах, придерживая их.
Ехали долго. Во время толчков Николай несколько раз терял сознание. Приходилось останавливать машину.
На место прибыли лишь через шесть часов. В санатории устроились довольно быстро: помогли местные партийцы, принявшие в Николае горячее участие.
Почти педеля ушла на то, чтобы Николай оправился после дороги.
В санатории все было «по-дачному»: это не был санаторий, какие мы привыкли видеть сейчас, скорее гостиница. Отдыхающим были отведены два небольших дома с открытыми верандами недалеко от парка. В доме, где остановился Николай, было шесть одинаковых по размеру изолированных комнат, двери которых выходили в общий длинный коридор.
Коле отвели вторую комнату с правой стороны от входа. Кажется, она и была № 2. Комната, светлая, чистая. Окно — в сад. В комнате — простая железная односпальная кровать, которую и отдали Николаю, а Ольга Осиповна и моя сестра с сынишкой разместились на полу. Так как за больным требовался специальный уход, то в Горячем Ключе постоянно находилась Ольга Осиповна, а ей помогали по очереди сначала сестра Леля, позже моя мать, а затем приехала и я.
Бюджет наш был в ту пору весьма и весьма скромным. Состоял он из пенсии Николая: 35 рублей 50 копеек и моей зарплаты, не помню точно размера, но тоже небольшой.
Все это заставляло нас жить очень экономно. Но жили дружно и весело. Главная рабочая сила, как шутит Николай, были Леля и я. Ведь два раза в день надо было перестелить постель Николая, а для этого перенести его на стул, а потом обратно на кровать. Надо было уложить больного, чтобы не образовалось ни одной складочки на простынях. Даже маленькая складочка, впиваясь в тело, приносила мучения. Ежедневно его приходилось перекладывать в коляску и везти на процедуры, потом укладывать в ванну, затем обратно в коляску и снова на кровать. В ванном здании работали санитары, но не всегда они оказывались свободны. Нелегко было и возить коляску с Николаем по песчаной дороге. Естественно, Ольге Осиповне все это было не под силу.