Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

В конце сентября 1875 г. Абдул-Азис по настоянию Игнатьева издал два указа о реформах в Боснии и Герцеговине, султанским ираде (указом) от 20 сентября население освобождалось от уплаты недоимок, накопившихся с 1872–1873 гг., а также от 2,5 %-ной прибавки к десятине. В дальнейшем десятина должна была превратиться в поземельный налог, депутатам от провинций ежегодно было разрешено приезжать в столицу для представления нужд населения. В ираде содержалось также обещание провести реформу полиции с целью ликвидации произвола и включать туда христиан в равном числе с турками[477].

Другой указ – от 24 сентября 1875 г. – вводил с 1 марта 1876 г. отмену откупов, взимание подати со скота предписывалось проводить только после его точного пересчета. Объявлялись равноправие всех подданных султана, свобода вероисповедания, опубликование законов на национальном языке, отмена перевозочной и ограничение дорожной повинностей. Говорилось о создании комитета по контролю за деятельностью местной администрации[478]. Султан также обещал ликвидировать военные лагеря в Нише, Видине и Нови Пазаре, где были сосредоточены войска, угрожавшие Сербии. Эти реформы, конечно, не предоставляли национальную автономию, но облегчали экономическое и правовое положение христиан.

Позднее, 30 ноября и 12 декабря 1875 г., султан издал еще два фермана. Первый из них объявлял о ряде льгот христианам, второй поручал комиссару Порты вступить в переговоры с черногорским князем Николаем о территориальных уступках Черногории и передаче ей порта Спицы. Одновременно Игнатьев добивался от султана передачи Черногории нескольких восставших нахий Южной Герцеговины с введением там местного самоуправления[479].

Посол считал, что это – максимум того, что можно сделать в настоящее время. Родителям он с торжеством писал: «Я вырвал у султана реформы и облегчения для христиан и в особенности для восставших, о которых никто не мог и мечтать». Это позволяет России, считал он, «закончить дело приличным образом», оставаясь в хороших отношениях с султаном и не ссорясь с союзниками[480]. 29 сентября посол сообщил родителям о том, что получил телеграмму из Петербурга об одобрении императором его действий. Однако А. Г. Жомини, замещавший находившегося в отпуске Горчакова, резко возражал против плана Игнатьева, заявляя, что все обещанные султаном реформы не будут реализованы. Как и Новиков, Жомини поддерживал действия России только в согласии с союзниками и убеждал в этом царя. Дело осложнялось еще и тем, что султан ставил условием дальнейших переговоров по проведению реформ отказ России от совместных акций с союзными державами и личные переговоры с Александром II. Он опасался растущих аппетитов Австро-Венгрии и ее видов на Боснию и Герцеговину.

Игнатьев преувеличивал свои возможности. Султанские указы, с таким трудом выбитые послом, оказались содержавшими пустые обещания. В отличие от посла, ободренного успехом, Ионин характеризовал указы как бумаги «с двумя-тремя едва понятными фразами». «Султанский ираде, – писал Ионин Игнатьеву, – так мало и так туманно обещает, что даже никто не может и определить, что же он в самом деле обещает. Этот иероглиф каждый Шамполион объясняет по-своему»[481]. Если Игнатьев за неопределенными распоряжениями видел слова об участии христиан в полиции, назначении их на административные посты, обещание реформы податной системы и т. п., то Ионин утверждал, что «таковых обещаний в султанском ираде нет», и ссылался на декрет председателя Государственного совета Сервер-паши, изданный после фермана, который был диаметрально противоположен последнему. На турок следует действовать силой, считал Ионин, только тогда можно добиться желаемого, но это означало войну на Балканах, которую державы, в том числе и Россия, стремились избежать.

Желая воздействовать на Александра II, Игнатьев сообщал ему о слухах относительно концентрации австрийских войск на границе с Боснией и о намерении Вены оккупировать эту провинцию[482], но царь твердо верил в то, что Австро-Венгрия, как член Союза трех императоров, никогда не решится на это, не желая обострять отношения с Россией. Он не мог и предполагать, что вскоре Вена потребует оккупации Боснии и Герцеговины как платы за свой нейтралитет в русско-турецкой войне.

Андраши, желавший перехватить инициативу у Игнатьева, предложил свой план реформ в Боснии и Герцеговине, предусматривавший введение свободы вероисповедания, ликвидацию откупной системы, улучшение аграрных отношений, использование взимаемых налогов на нужды провинций, создание смешанной христианско-мусульманской комиссии для наблюдения за реализацией реформ. Этот план несколько улучшал положение христиан, но по части аграрных отношений (христианское население Боснии и Герцеговины арендовало землю у мусульман и платило за это иногда до ¹/₃ урожая) не содержал ничего конкретного. Также не предусматривалось гарантий исполнения реформ.