Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

Однако инициатива издания воспоминаний, несомненно, принадлежала тем дипломатам, которые были последователями идей Игнатьева и рассчитывали на более широкую читательскую аудиторию, чем Е. Л. Игнатьева (правда, небольшие тиражи изданий давно сделали их библиографической редкостью). Они видели в Игнатьеве представителя национальной школы русской дипломатии, патриота и борца за национальные интересы страны и призывали вспомнить его заветы. Комментаторы мемуаров, опубликованных в «Историческом вестнике», «Известиях Министерства иностранных дел», а также отдельными изданиями, К. А. Губастов и А. А. Башмаков противопоставляли Игнатьева министру иностранных дел А. П. Извольскому, уступившему в 1908 г. Австро-Венгрии Боснию и Герцеговину. Задаваясь вопросом, в чем была причина устранения Игнатьева с дипломатической арены, они отвечали в духе времени – в «немецком засилье в русской государственной жизни»[592]. Игнатьев стал на какое-то время флагом русского патриотизма, неустрашимым борцом за национальные интересы России. В какой-то мере он действительно таким и был. Но, к сожалению, до признания своих заслуг генерал не дожил.

Помимо написания мемуаров Игнатьев вел обширную переписку с дипломатами, политическими и общественными деятелями. Он был тесно связан с болгарской эмиграцией в России, противниками режима диктатора С. Стамболова. Все, кто имел хоть какое-то отношение к Балканам, считали своим долгом побывать у него.

Избрание Игнатьева в 1888 г. председателем Петербургского славянского благотворительного общества (а кандидатуру его выдвинули 45 членов общества, в том числе П. Васильчиков, И. Глазунов, В. Аристов, А. Киреев, В. Комаров, И. Корнилов, О. Миллер, В. Саблер и другие известные деятели) было с энтузиазмом встречено не только общественностью России, но и на Балканах. Болгарские эмигранты в Одессе прислали ему поздравительный адрес. Лидер сербских радикалов Н. Пашич писал Игнатьеву: «Славянство переживает грустные времена. Ваше появление, несмотря на незначительный круг действия, возродило наши надежды на недалекую развязку славянской путаницы. Дай Бог, чтобы это был первый шаг к посту, позволяющему вам всесторонне действовать по славянским делам»[593].

Конечно, славянский комитет в конце 80–90-х гг., после того как ему было запрещено заниматься политической деятельностью, значительно сузил круг своих задач. Но при Игнатьеве расширилась его благотворительная и издательская деятельность. В этом плане следует опровергнуть утверждение подготовителей документального сборника «Авантюры русского царизма в Болгарии», изданного в 1935 г. в Москве, обвиняющих Игнатьева в организации в конце 80-х гг. терактов и формировании вооруженных отрядов в Болгарии[594]. Сказав об этом, составители не опубликовали ни одного документа в пользу своего заявления, голословно говоря, что Петербург осуществлял подрывные действия против Софии через Петербургский славянский комитет, являвшийся придатком российского МИД[595]. Уже по тому одному, что председателем комитета был Игнатьев, комитет никак не мог являться придатком МИД. Единственное письмо Петербургского славянского комитета – от 29 марта 1895 г., опубликованное в сборнике, касается отказа болгарским эмигрантам в увеличении пособия, так как в связи с амнистией они могли вернуться на родину[596].

Восстановление в 1896 г. российско-болгарских отношений[597] оживило деятельность Комитета по увековечению памяти русских солдат, павших в боях за освобождение Болгарии. Еще в 1883 г. было получено разрешение султана Абдул-Гамида на строительство православного храма у подножия Балкан близ дер. Шипка. Петербургским славянским комитетом было собрано в России около 400 тыс. руб. на покупку земельного участка и постройку храма. Но начатое строительство прекратилось в 1888 г. С возобновлением дипломатических отношений с Болгарией строительство храма решили продолжать. В декабре 1897 г. Игнатьев был избран председателем комитета по сооружению храма. Он развил энергичную деятельность, добившись постройки не только храма, но семинарии при нем и Шипкинского музея. Он также приложил немало усилий, чтобы отклонить требование болгарского духовенства о передаче храма ему. После долгих споров храм и принадлежавшие ему учреждения, а также памятники на Шипке решено было сделать экстерриториальными.