Как известно, инициатива Игнатьева была отклонена Горчаковым. Сам посол считал это единственной причиной неуспеха своего проекта. 23 марта 1871 г. он писал родителям: «В прошлом июле начал я дело, но гораздо радикальнее, ибо и Босфорскую крепость хотел я разом приобрести, а МИД выдало меня с головою, стало кричать везде (по всей России и Европе распустили эти слухи), что я вовлекаю Россию в войну с Англиею и Пруссиею вопреки их желанию, поднимаю черноморский вопрос. Меня хотели сместить за то, что я собирался устроить под шумок в согласии с Портой дорогое для нас дельце. Министерство озлобилось, как смел я подумать воспользоваться благоприятным случаем, чтобы без треска, без шума и огласки покончить с ненавистными для нас условиями»[305]
. Он ошибался, считая, что черноморский вопрос можно решить только путем договоренности России и Турции. Шум против его проекта поднял не столько российский МИД, сколько европейские дипломаты в турецкой столице. Впрочем, они протестовали и против циркуляра Горчакова от 19 (31) октября 1870 г. об отмене ограничительных статей Парижского договора, запрещающих России иметь военный флот и крепости в Черном море, и пытались науськать турок на Россию. Особенно усердствовали англичане, австрийцы и поляки. На турецкий язык было переведено фальшивое завещание Петра I и распространялось в Константинополе[306]. Россия обвинялась в агрессивных замыслах против Турции, и одно время Игнатьев ожидал даже разрыва отношений. Ему пришлось приложить много усилий, чтобы нормализовать обстановку и уверить Порту в том, что отмена нейтрализации Черного моря выгодна и Турции. Это возымело свое действие. На Лондонской конференции в январе – марте 1871 г. главным спорным вопросом стал вопрос о режиме проливов. Игнатьев был возмущен позицией российского делегата Ф. И. Бруннова, согласившегося с формулировкой статьи 2 конвенции об открытии султаном в мирное время проливов для военных судов «неприбрежных» держав. Под последними могли подразумеваться все европейские страны. Игнатьев писал родителям: «Отжил свой век Бруннов. И прежде был он не храброго десятка, а теперь из рук вон как трусит и боится ответственности, сваливает все на других… Русский ляжет костьми, а немец, представляющий Россию, думает лишь о том, как бы всем угодить, ни с кем не поссориться. Досада меня берет на бюрократическое равнодушие»[307]. Дело спас турецкий делегат Мусурос-паша, который настоял на замене термина «неприбрежные» державы термином «дружественные», заявив, что таким образом снимается антирусская направленность данной статьи. (В письме к родителям Игнатьев съязвил по этому поводу: «На конференции турки упорно противились, отстаивая наши интересы, хотя Мусурос был изрядный русофоб»[308]). В конце концов остановились на формулировке «дружественные и союзные». Исследователи дают разные объяснения позиции Турции. Но на наш взгляд, беседы Игнатьева в Порте относительно совпадения выгод России и Турции сыграли не последнюю роль.Среди разнообразных вопросов, которые приходилось решать Игнатьеву, был вопрос о русских подданных в Османской империи. После Крымской войны их число значительно увеличилось, так как эта категория населения имела ряд привилегий. Русские подданные пользовались правом капитуляций и всегда могли рассчитывать на содействие посольства. Получить российское гражданство было нетрудно. Конвенция от 30 апреля 1863 г. предоставляла его всем, кто прожил в России не менее трех лет. В русское подданство нередко вступали, опасаясь политического преследования османских властей. Но было много лиц, руководствовавшихся корыстными целями. В основном это были местные уроженцы, часто находившиеся не в ладах с законом или рассчитывавшие на покровительство посольства своим коммерческим комбинациям. Они затевали тяжбы с турецкими властями и частными лицами, обременяя посольство своими проблемами. Некоторые просто являлись мошенниками и банкротами. При этом они не несли никаких повинностей в пользу России, а только требовали покровительства и помощи.
В результате многочисленных представлений Игнатьева вопросом о русских подданных в Турции вынужден был заняться Комитет министров. Им было предложено выехать в Россию. Но большинство предпочитало жить в Турции, скрываясь от российских законов. Игнатьев просил предоставить посольству право отбирать русский паспорт и исключать из русского подданства лиц, не соблюдавших условия вступления в подданство и позоривших достоинство России, на что получил согласие Комитета министров. В некоторых случаях он пользовался этим рычагом, чтобы добывать нужную ему информацию. Так, перед русско-турецкой войной 1877–1878 гг. он получил через армянина – переводчика американского посольства подлинники контрактов на поставки в Турцию американского оружия. Копии их были пересланы в Петербург. Переводчику, нарушившему в свое время российские законы и скрывавшемуся в Турции, было выхлопотано помилование и разрешение вернуться на родину.