Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат

Не все начинания Игнатьева кончались так благополучно, как устройство госпиталя. Его идея открыть в Константинополе русский банк встретила сопротивление министра финансов России М. Х. Рейтерна. Мысль о создании банка была навеяна успешным функционированием в Турции европейских банков. Игнатьев считал, что проникновение русского финансового капитала в Турцию принесет России как экономические, так и политические дивиденды и несколько потеснит финансовую экспансию европейских держав. Готовность стать акционерами банка проявили богатые греческие банкиры Константинополя, выделившие на учреждение банка 300 тыс. ф. ст., что составило ²/₃ уставного капитала. ¹/₃ должны были внести, по мысли Игнатьева, русские акционеры. Однако греки соглашались на создание банка только под гарантию русского правительства. Но сколько ни доказывал Игнатьев Рейтерну, что создание банка имеет политическое и экономическое значение, министр финансов отказывался предоставить правительственные гарантии, опасаясь понести убытки в случае разорения банка. Проект создания русского банка окончился ничем. Правда, и сам Игнатьев, упирая больше на политическую сторону вопроса, не мог предоставить Министерству финансов достаточно убедительные доказательства жизнеспособности проектируемого банка.

Много хлопот доставлял Игнатьеву проход российских судов через проливы. Как известно, согласно Парижскому трактату 1856 г., военным судам вход в Черноморские проливы был запрещен. Однако султан наделялся правом давать ферманы (указы) на проход легких военных судов, употребляемых при миссиях дружественных Порте держав. Коммерческие же суда могли проходить свободно. В основном этот порядок был сохранен Лондонской конвенцией 1871 г., согласно которой султан мог пропускать в мирное время военные суда дружественных и союзных держав, если это будет необходимо для обеспечения решений Парижского трактата. Игнатьеву приходилось беспрестанно хлопотать о ферманах на пропуск через проливы российских военных кораблей, которые направлялись в Средиземное море и далее с учебными целями. Так, в 1869 г. были пропущены корветы «Память Меркурия» и «Львица» «для практического плавания в Архипелаге и Средиземном море с гардемаринами» и др. Из Балтики в Черное море и обратно совершали круизы яхты членов императорской фамилии, особенно яхта «Цесаревна», принадлежавшая наследнику. Поскольку стоянка русского флота в Средиземном море была в Пирее, то приходилось хлопотать о пропуске туда и других кораблей. В июле 1871 г. разразился скандал по поводу пропуска военного парохода «Туапсе»: английский посол заявил протест Порте в связи с нарушением Лондонской конвенции 1871 г. Порта обратилась с просьбой к России перенести стоянку кораблей из Пирея в Балтику[293]. Россия, таким образом, могла лишиться своего присутствия в Средиземном море. Пользуясь связями в Порте, Игнатьев уладил конфликт. Но от МИД он потребовал регулирования прохода через проливы военных судов, своевременного предупреждения о них, чтобы избежать повторения скандалов. Поскольку Морское министерство стремилось увеличить количество военных судов и проходящих через проливы, в ноябре 1872 г. глава морского ведомства великий князь Константин Николаевич поставил перед Игнатьевым задачу добиться такого разрешения от Порты. Игнатьев отказался. Родителям он писал: «Это противоречит 2-й статье Лондонского договора, которую я с самого начала не одобрял. Возбуждать этот вопрос, пока у нас нет броненосного флота в Черном море, неблагоразумно. До Лондонского договора я добивался пропуска наших судов всякими правдами и неправдами, ссылаясь на приложение к Парижскому договору. Теперь положение иное, и вряд ли нам выгодно нарушать договор, под охраной которого мы можем и должны собраться с силами в Черном море. Когда будем готовы – можно снять с себя оковы. Жалею, но по долгу совести не могу приняться за это дело»[294].

С коммерческими судами дело обстояло по-иному. Ввиду большого их количества ограничения накладывал карантинный совет.

После Крымской войны товарное земледелие на юге России приняло большие размеры, вывоз зерна из русских портов через проливы в Европу значительно увеличился. По данным российского посольства, в 1865 г. через проливы прошло в Средиземное море 696 судов и обратно 713, в 1867 г. – соответственно 720 и 733, в 1869-м – 910 и 919 судов[295]. За проход каждого торгового судна надо было уплатить 75 пиастров, почтового – 37,5 пиастра.