Читаем Николай Пржевальский – первый европеец в глубинах Северного Тибета полностью

«Открытое и непреложное исполнение наказаний должно… не зависеть от социальных понятий образованного общества. Всё сказанное применяется вполне к телесным наказаниям, отвергаемым и клеймимым, благодаря новейшим идеям… Пусть мнение, нами высказанное, вызовет вопли всей массы современных филантропов, но мы не откажемся от него и останемся при своём убеждении. Соглашаясь с тем, что трудно, едва ли возможно, ввести телесные наказания, где они уже отменены. Мы одобряем вполне те государства, в которых они сохранены».

Далее автор высокомерно заявлял, что… «розги тем хороши, что их можно назначать и на бивуаках, при кратковременной остановке, и под самым неприятельским огнём…»[56].

Получалось, что в официальных журналах одновременно печатались статьи, излагавшие две совершенно противоположные основы правопорядка в войсках (Например, злободневная статья Н. Н. Обручева «О вооружённой силе и ее устройстве», где критиковались физические наказания в Армии). Случай беспрецедентный даже для царствования Александра II. И на этот раз симпатии правительственных органов были на стороне придворного.

Ответ на эту статью не заставил себя долго ждать. Всего через два дня, 2 марта 1862 года, появилось «письмо 106 офицеров» разных родов войск к редактору «Военного сборника» П. К. Менькову с протестом против опубликованной им в данном журнале статьи.

«…Витгенштейн», – говорилось в письме, – «обдумывал, написал и напечатал свои взгляды по-немецки. До него, следовательно, нам дела нет, но нам неприятно видеть, что дикие суждения о том, что нужно и чего не нужно русскому офицеру и солдату, переводятся и находят место в журнале, которого редакция вверена Вам, милостивый государь, конечно не для того, чтобы распространять в нашем военном сословии невежество и проводить взгляды, доказывающие возмутительное непонимание духа русского солдата и потребностей общества»[57].

Многие русские офицеры, подписавшие письмо, понимали, что телесное наказание, поддерживая наружную дисциплину, но убивает в то же время ту истинную дисциплину, которая рождается из сознания своих обязанностей, сознания важности своего призвания и святости воинского долга. Газета «Северная пчела»[58] № 85, а вскоре и газета «Колокол»[59] напечатала статью, резко высмеивающую позицию «Военного сборника» и особенно незадачливого защитника кнута и палки немца флигель-адъютанта. Автор статьи писал, что офицеры ещё помнят то время, когда «Военный сборник», руководимый группой молодых офицеров, горячо восставал против грубого обращения с солдатами, проводил гуманные идеи. И вот через пять-шесть лет тот же орган защищает мордобой. Если, по мнению придворного, солдату розги так же необходимы, как хлеб, то передовое русское общество думает иначе. «За тебя, солдат, раздастся могучее слово в русской литературе», – писал неизвестный под инициалами «г. М.Л.»

Редактор Военного сборника пытался неудачно оправдаться по поводу напечатанной статьи, ссылаясь на то, что «Никогда в „Военном сборнике“ не было помещаемо статей в защиту телесных наказаний, но и в защиту всего отсталого и отжившего в нашем военном быту… автор очерков… идёт вразлад с общими воззрениями… а вот протест 106 офицеров – это публично несправедливое обвинение на редактора, который и своей личностью, и своей службою поставлен вне подобного рода изветов»[60].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное