Николай Пржевальский – первый европеец в глубинах Северного Тибета

Желая получить реванш за упущение в специальных военных науках, к которым его не влекло, Николай Михайлович при переходе на 2 курс взял темой для своего сочинения аналитический отчёт: «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», и вскоре написал его вполне удовлетворительно, хотя работа была компилятивной. Как писал он: «Источников было много – тогда вышли в свет сочинения Маака и другие» (имеется в виду: Максимовича, Шмидта, Будищева, Невельского прим. моё).[69].

Испытанием для русской армии стал польский мятеж. Правительство, как и значительная часть русского общества, до 1863 года думали, что административная автономия, с довольно либеральными административными учреждениями, не только «заслужена» четверть вековыми страданиями поляков, но и «достаточна» для того, чтобы сделать их счастливыми, не делая опасными для России. Это была наивная ошибка, основанная на слабом знакомстве с законами истории, а такого знакомства при Николае русским людям приобрести было неоткуда[70].

Вернувшиеся к тому времени из ссылки и каторги повстанцы 1830–1831 годов принялись за конспиративную работу, имея твёрдую уверенность в том, что восстание в Польше против России будет немедленно поддержано вооружённым вмешательством Франции, Англии и Австрии.

Но не только подготовкой вооружённых сил были заняты вожаки восстания. Был открыт сильный «низовой террор». Убивали русских солдат, чиновников, куда больше гибло при этом мирных поляков – случайных жертв террористов. За четыре года до начала восстания было совершено свыше 5.000 убийств. На съезде польских заговорщиков «Rząd Narodowy»[71] в декабре 1862 года было решено перейти к решительным действиям. Назначенный на январь рекрутский набор должен был послужить началом восстания. И 10 января 1863 года оно вспыхнуло повсеместно.

«Войска, расквартированные по всему пространству Царства Польского мелкими частями, беззаботно покоились сном праведных, когда ровно в полночь с 10 на 11 января колокольный звон во всех городках и селениях подал сигнал к нападению. Застигнутые врасплох солдаты и офицеры были умерщвляемы бесчеловечным образом»[72].

Русское правительство решило несколько сбавить накал напряжения и объявило амнистию участникам восстания. Информация об амнистии была опубликована в Варшаве в воскресенье 12 апреля в специальном дополнении к газете «Dziennik Powszechni».

Правда амнистия не распространялась на преступления, совершенные во время борьбы в партизанских отрядах, не затрагивала осуждённых, сосланных и поддерживающих повстанческие действия, предполагала сравнительно длительный период – месяц, то есть до 13 мая повстанцы могли ею воспользоваться.

В мае 1863 года, всем офицерам старшего курса в академии было предложено что, если «кто из них желает, не ездивши на топографическую съёмку, отправиться в Польшу, тот будет выпущен из академии на льготных основаниях без экзаменов, но с правами второго разряда»[73].

Н. М. Пржевальский с коллегами по Академии. 25 мая 1863 года

В числе первых, желающих был и Николай Михайлович Пржевальский, решившийся возвратиться в свой родной полк, отправляющийся в Польшу для подавления беспорядков мятежников. В итоге: 26 офицеров старшего класса Академии были выпущены весною 30 мая 1863 г. без экзамена, а остальные 32 осенью, при обыкновенных условиях. Учась в Академии, Н. М. Пржевальский подружился с польским дворянином однокурсником Аркадием Беневским.

Они были друзья, «неразлучные в охотничьих похождениях», часто мечтали посвятить свою жизнь далёким путешествиям. Вспоминая былые годы и юношеские грёзы, Беневский восхищался своим другом, тонко чувствующим природу:

«Ваше письмо, как и Ваше присутствие, имеет что-то такое, что будит душу, требует оглядки. Помню, как хорошо Вы умеете и умели делиться Вашей любовью к прекрасному „Божьему миру“»[74].

Чтобы уйти от той умственной и нравственной неудовлетворённости, от которой он начал страдать с самого начала своей военной службы, Пржевальский стал искать, прежде всего, в изучении природы. Передвигаясь вместе со своим полком, он собирал гербарий растений тех местностей, в которых он бывал. Все свободное от службы время он бродил с ружьём по болотам или собирал травы[75]