Читаем Николай Рерих полностью

Советская Армия ведет священную войну с фашизмом. На подступах к Москве, на подступах к огромной Волге. В донских степях, в горах Кавказа, на Смоленщине. Партизаны выходят из белорусских пущ, из новгородских лесов в ночные разведки — как древние соглядатаи. Четыре года идет война.

Тянутся эшелоны в Освенцим, в Бухенвальд, в Маутхаузен, в Берген-Бельзен. Живыми падают люди в ямы Бабьего Яра. Методично добивают фашисты раненых, методично травят в душегубках детей. Красный крест на белом полотнище кажется пятном крови. Алая окружность и алые круги на белом полотнище кажутся пятнами крови. Взрывается, превращается в каменную пыль варшавский Старый Город, готические домики Ковно-Каунаса, многострадальные бельгийские города с их памятниками погибшим в первой мировой войне, взлетают на воздух дома Лондона.

Рушится держава Рериха, заколдованная страна, которую он так любовно воспевал в бесчисленных своих полотнах. Рушится вместе с реальными городами, которые снова лежат каменными руинами, как в первую мировую войну. Только сейчас их в сотни раз больше. Ни музеи, ни церкви, ни старинные дома, ни стены крепостей и замков не спасает знамя Рериха — спасение народам несут не абстрактные призывы к единению в Красоте, но борьба русского народа, вставшего огромным фронтом против фашизма.

Рушится купол новгородской Софии, тонет в Волхове баржа с софийскими колоколами. «Голубая дивизия» бьет и бьет из пушек прямой наводкой по одинокой церкви, стоящей за городом, в заливных лугах — по Спасу-Нередице. На каменном крошеве видны остатки красок — фресок двенадцатого века. Взорван Спас-на-Ковалеве. Успение-на-Волотовом поле — весь рериховский Новгород. Горит Смоленский кремль. Стынут дома на Университетской набережной, стынут дома на Мойке — обитатели их стоят в очередях за куском хлеба, везут на детских санках ведра с водой и покойников — на кладбище.

Снаряды пробивают стены петергофских, царскосельских дворцов, взрываются в зеркальных залах, в голубых гостиных, в портретных. Срезают снаряды деревья гатчинского парка, павловского парка, где у речки Славянка собирали камни Юра и Светик под наблюдением Елены Ивановны. А Николай Константинович в это время вел раскопки в Новгороде, ужасался неумелой реставрации Спаса-Нередицы. В Павловске, в Новгороде было тихо, как сейчас в Кулу. Где в доме над Биасом алеет окружность на белом полотнище — единственное знамя Рериха.

<p>Глава IV</p><p>Возвращение</p>1

Россия никогда не уходила из творчества художника, из его картин и книг. Вместе с «Гималайскими циклами» бесконечно продолжаются циклы «Земли славянской». Осеняет Россию знамение Сергия Радонежского; высится над гималайскими вершинами гигант Святогор, в облаках возникают очертания пахаря Микулы. Словно в гимназические времена, читаются строки Гоголя: «— А то что такое? — допрашивал собравшийся народ старых людей, указывая на далеко мерещившиеся в небе серые и белые верхи.

— То Карпатские горы! — говорили старые люди. — Меж ними есть такие, с которых веками не сходит снег, а тучи пристают и ночуют там.

Тут показалось новое диво: облака слетели с самой высокой горы, и на вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек на коне с закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи».

Открываются дали с синими реками, с валдайскими холмами, с изварскими валунами — бредут странники проселками, взбегают на холмы деревянные городища и белые церкви. Словно разомкнулись кольца змея, погасли зарева — вдаль ведет мирный путь созидания и действия.

Все статьи, все выступления, все записи Рериха проникнуты великой гордостью за Россию, за ее народ, который воздвигает ступени грядущего.

В Кулу получают вести из России, ждут вестей из России, радуются вестям из России. Здесь радуются строительству Беломорско-Балтийского канала и Днепрогэса, преобразованиям в Сибири.

Получив книгу «Волга идет в Москву», Рерих откликается на нее: «Грандиозный новый канал останется историческим актом. Какое бы шипение где-то ни происходило, все-таки дело останется делом, и притом русским великим делом… Эпохи запечатляются не убогою роскошью, но строительством. Историк и археолог, вскрывая давнишние города, отмечает прежде всего монументальные здания, водоснабжение, каналы, пути сообщения и все те общественные проявления, которые обозначили сущность этого строительства. По взрывам души народной, по истинным взлетам последующее поколение исчисляет мощь потенциала. Обветшавшие умы пытаются представить даже лучшие человеческие достижения лишь миражем, подделкой, а то и попросту выдумкой. Смелые летчики завоевали новые пространства. И таких радостей общечеловеческих очень много. Порадуемся».

Он видит Россию не униженной и подавленной, как видят ее эмигранты. Он любит прошлое, но не вздыхает о нем. Россия настоящая и будущая представляется наследницей этого прошлого: цветущей, изобильной, исполненной мудрости и силы.

В этой стране народ бережет свою старину и рядом с нею воздвигает новое. Там учатся дети и молодежь, там старцы исполнены мудрости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология