Николай Васильевич Гоголь. 1829–1842

Она возникла, по всем вероятиям, из бесед критика с самим автором, на что указывают ее совпадения с мыслями, высказанными Гоголем в его «Предуведомлении», в его «Отрывке из письма» и в «Театральном разъезде». Статья Вяземского – самое умное, что было сказано тогда о «Ревизоре». Комедия оценена со всех сторон: она признана самым выдающимся литературным явлением последних лет, поставлена рядом с «Недорослем» и комедией Грибоедова. Критик отмечает, что она имела полный успех на сцене и нашла отголосок в повсеместных разговорах. Он разбирает затем ее литературное, нравственное и общественное значение. Как литературное явление она настоящая комедия, а не фарс, хотя в ней есть «карикатурная природа», потому что в самой природе не все изящно. Гоголь – наш Теньер, которого нельзя мерить классическим аршином. Для художника нет в природе низкого, а есть только истинное. В «Ревизоре» нет никаких натяжек, все натурально. То, что рассказал автор, могло и должно было случиться при условиях, им указанных: Гоголь – художник-реалист и в создании типов, и в компоновке положений, и в языке, против которого кричат, что он грязен и неопрятен. Защищает Вяземский комедию Гоголя и от всевозможных нападок со стороны людей нравственных, которые были недовольны тем, что им со сцены не было прочитано никакого добродетельного нравоучения. «Литература не для малолетних, – остроумно говорил критик, – и автор был прав, что нарисовал лица в том виде, с теми оттенками света и безобразиями, какими они представлялись его взору. Пусть безнравственны лица – нравственно само впечатление, произведенное комедией, и в этом и ее общественный смысл. Но надо быть справедливым и не преувеличивать самой безнравственности героев комедии. Зачем клепать на них; они более смешны, нежели гнусны; в них более невежества, необразованности, нежели порочности. Басня „Ревизора“ не утверждена на каком-нибудь отвратительном и преступном действии: тут нет утеснения невинности в пользу сильного порока, нет продажи правосудия, как, например, в комедии Капниста „Ябеда“»… «Говорят, – кончает критик свою рецензию, – что в комедии Гоголя не видно ни одного умного человека; неправда: умен автор. Говорят, что в комедии Гоголя не видно ни одного честного и благомыслящего лица; неправда: честное и благомыслящее лицо есть правительство, которое, силою закона поражая злоупотребления, позволяет и таланту исправлять их оружием насмешки». Критик и автор, как видим, совпадали во многих существенных взглядах и на «Ревизора» в частности, и вообще на художественную, нравственную и общественную роль комедии в жизни.

С таким же сочувствием к автору и верным пониманием дела отнесся к «Ревизору» и критик «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“». И он поставил Гоголя наряду с Фонвизиным и Грибоедовым, упомянув при этом и о Державине как о творце «лирической сатиры». Критик ценил комедию за ее веселость, за то, что она исцелит многие печали и разгонит многие хандры. Он ценил ее также за ее согласие с правдой жизни: некоторые степняки-помещики, говорил он, утверждали, что все это в их губернии случилось, и даже называли те оригиналы, с которых эти портреты списаны. Критику непонятен один только Хлестаков: Гоголь, говорит он, бесподобно рисует сцены уездные, людей среднего и низшего быта, но едва поднимается в слои высшего общества, как мы от души желаем, «чтобы он опять спустился в прежнюю свою сферу». Укоряя автора за некоторые места, при которых краснеет стыдливость, рецензент все-таки признает главное достоинство Гоголя в том, что он больше «натурщик», нежели выдумщик[201].