Никому не говори!

Перехватил её ноги под коленями и с силой сжал ягодицы, елозя ими по искусственному камню и насаживая девочку на себя. Перехватываю полный изумления и шока взгляд мудака и хищно, по собственнически улыбаюсь, наклоняясь к изгибу шеи моей малышки. Она стонет подо мной, извивается, двигается мне навстречу, а я ловлю тот момент, когда прижимается ко мне, уткнувшись в грудь, и содрогается в экстазе. Мышцы судорожно сжимаются вокруг меня, оповещая о первом оргазме, но я продолжаю двигаться. Пять толчков. Второй оргазм. Снова пять толчков, и только с третьим позволяю себе кончить, с рычанием вдавливаясь в неё. Тело пронзает молния, заставляя вздрагивать, но сквозь пробки в ушах всё-таки слышу возню слева от меня и направляю туда пистолет.

– Рыпнешься, и сдохнешь раньше времени.

Мудак замирает, а я поднимаю лицо малышки свободной рукой и целую её опухшие губы. Рай. Вот мой рай. В ней. Она не такая, как я о ней думал. Она лучше. И она моя. Только, блять, моя! От этой мысли кровь вскипает в венах и хочется прыгать так высоко, как только возможно. Неужели это и есть то самое счастье?

Покидаю её лоно, заправляю себя в штаны и возвращаю на место её кружевное белье, поддев его пальцем. Никогда не задумывался, чем она предохраняется, а сейчас понял, что рано нам детей. Нет, я хотел бы от неё дочь или сына, но ещё рано. Сначала проблемы. Ещё раз поцеловал свою девочку и вложил в её ладошку пистолет.

– Дёрнется, стреляй, – командовал, направляя его на мудака, а сам вышел в гостиную.

Шесть пар глаз уставились на меня с ехидством и издевками, а я обвёл их яростью.

– Какого чёрта вы её пропустили?

– Не заметили, – последовал быстрый ответ от Ильи, – но тебе это пошло на пользу. Рожа-то довольная.

– Иди на хуй, идиот! – процедил сквозь сжатые зубы, подхватывая телефон с журнального столика, и ткнул в каждого пальцем. – Я с вами позже разберусь. Устроили тут порно-фильм.

Данил хохотнул.

– Это мы-то? Сегодня только ты трахался так-то.

Фыркнул на это заявление и ушёл обратно. Позже разберусь, а пока всё моё внимание было только на моей малышке. Сидит всё там же, вытянув руку в сторону пленника, и болтает ступнями вверх-вниз. Волосы растрёпаны, на оливковых щеках румянец, бёдра в моей сперме и красных отпечатках моих пальцев. Я чёртов извращенец, потому что меня это жутко заводит. Ныряю к ней, обхватывая за талию одной рукой, а второй растираю большим пальцем бледную жидкость по коже и целую в шею, которую услужливо мне предоставили. Я в восторге от Лисёнка. Открытая, раскрепощённая, молодая. Она пахнет мной, и на теле до сих пор тоже я. Только я!

– Пусть кто-нибудь привезёт сюда твои примочки, встретят внизу. Ты с этого дома и шагу не сделаешь.

Улыбается, кивает, передавая мне оружие, и набирает номер. Паше звонит, объясняет всё в мелких деталях, озвучивает просьбу, а я тем временем обращаю внимание на мудака. Чем он руководился, когда сделал такой необдуманный шаг? Перспектива быстрой и большой наживы вскружила голову? Кто же его нанял? Папашка? Зачем ему избавляться от собственной дочери? Из-за грязных секретиков? Или прознал о наличии у неё свидетельства о смерти жены?

Похлопал чувака по щеке, чтобы он сфокусировал на мне свой взгляд. От боли, что он сейчас испытывает, обычные гражданские сходят с ума, а этот держится. Занятно. Ни стонет, ни корчится, только ярость во взгляде. Улыбаюсь, чтобы подлить масла в огонь, и снова хлопаю по щеке, задевая обожжённую кожу. С шумом втягивает воздух через нос и отшатывается.

– Ну-ну, зверёк, всё почти позади. Скоро станет лучше, – провожу ладонью по макушки, заставляя голову безвольно двигаться, – тебе понравится.

А сам снова бешусь, потому что придётся позволить моей малышке к нему прикоснуться. Это раздражает, но стараюсь не срываться.

Петра – город маленький. Хватит четырёх часов, чтобы обойти его вдоль и поперёк. Из достопримечательностей здесь только мэрия и мост через Красную реку, которая протекала посреди городка и убегала в Мову. Поэтому всё необходимое Паша привёз довольно быстро. Окинув взглядом происходящее, остановился на Нине, и в глазах вспыхнула ярость и почти родственное недовольство мной. С одной стороны я был этим не доволен – какой-то левый петух меня осуждает. С другой понимал – он вырастил её. Не воспитал, но с раннего детства заботился о её безопасности, относясь к девочке чуть ли не лучше родного отца, потому что я сомневался, что тому было дело до дочери. Однако у Павла хватило ума промолчать.

Пока Нина вводила нужные вещества в горе-убийцу, я сверлил начальника безопасности взглядом. Было в нём что-то, что не давало покоя. Какая-то загвоздка – мелкая, но значащая. Посмотрел на Нину. Снова на Пашу. Тот же цвет волос, глаз и, кажется, та же форма ушей. Я ошибаюсь? Нет. Судя по враждебному настрою Павла не ошибаюсь. Слишком рьяно он опекает Нину для обычного наёмника, даже несмотря на годы, проведённые вблизи. Как курица-наседка трясётся над её сохранностью и слишком близко принимает промахи. Не свойственно это для бойца спецназа, пусть даже и бывшего.