Никто, кроме нас!

Кроме Нинки и ребят-зенитчиков, погибли еще семь человек – три женщины; старик; казак, дядя Сашки Тасоева; двое детей, тоже девочки, игравшие около сгоревшего дома. Наверное, были бы еще убитые – одна бомба упала рядом с нашим «интернатом», там тоже были дети. Но Тонька – та младшая воспиталка, с которой мы два месяца назад вместе тащили младших, – увидев самолеты, успела загнать игравшую малышню в подвал. А сама спуститься не успела – осколки срезали ее, когда она закрывала дверь…

В станице тут и там было полно этих металлических стрелок. Я помню, что, вбежав во двор «интерната», увидел под окном комнатки мамы яблоню. В стволе дерева торчали сразу пять штук – вошедшие глубоко, как молотком заколоченные. Я почему-то сразу обессилел и подумал: «Маму убило!» – но оказалось, что нет, именно та яблонька ее спасла, мама была как раз возле окна.

Хватало и неразорвавшихся бомб. Буквально через час после налета подорвался насмерть десятилетний младший братишка Тезиевых – полез посмотреть, что за цилиндрик валяется возле калитки на огород…

Так я узнал, что такое кассетные и игольчатые бомбы.

Мне объяснили это позже. А тогда, на станичной площади, старшие – по шестнадцать-семнадцать лет – мальчишки из иногородних окружили атамана и начали орать на него, что, если он их не запишет в реестр, то они сами уйдут из станицы, сами найдут оружие, сами…

Шевырев охрип от мата. Потом вытащил какую-то книгу и стал производить запись – по-моему, против всех правил. Было не до этого.

Самое смешное было, что я стоял в толпе и… завидовал парням, которые получали форму, боекомплект и оружие – троим дали «Сайги», троим – «Вепри», одному достался «Егерь». Все под 7,62 на 39…

Это было правда смешно. Я стоял и завидовал. Я – который вчера поджег грузинский «Т-72», бросив гранату прямо в открытый люк.

Дико. Глупо. Но я завидовал.

Потом атаман куда-то уехал и к вечеру вернулся вместе с расчетом «Шилки», обосновавшимся на задах в рощице. «Шилка» была не казачья, с черно-желто-белыми значками и буквами «РНВ» на броне, сами зенитчики – в ярких беретах: белый верх, синие выпушки. Это были алексеевцы, как нам объяснили. Они же сказали, что «МиГ-23» сбил оба турецких «Дрэгонфлая», но грузинские «сушки» выпустили кучу противоракетных ловушек и смогли уйти за линию фронта по складкам местности.

Жаль. Я предпочел бы, чтоб было наоборот… Честное слово.

Мы с Витькой возвращались на двор пешком. Шли и то и дело посматривали на небо. Вспоминать, каким неожиданным и стремительным был тот налет, не хотелось, но глаза сами невольно косили вверх.

– Если бы мне дали – я бы их города и села до основания развалил, – вдруг угрюмо сказал Витька.

Я удивленно посмотрел на него – у моего старого друга никогда не было еще таких ожесточенных глаз.

– Жаль, что мы туда долететь не можем. Ну ничего… Дай срок…

– Вить, – тихо произнес я, – но там же тоже женщины и дети…

– А мне поеб…ть, по х…й мне, веришь, нет?! – яростно сказал он. – Развалил бы, пусть они получат, что их папочки и муженьки нам готовили! Пусть покушают, как это! Развалил бы, рука бы не дрогнула! А ты?! – он схватил меня за плечо, мы остановились. – Ты – нет?!

Я отцепил его руку от своего плеча. Сказал раздельно, глядя ему прямо в глаза:

– Я – нет.

– Ну и пошел ты! – крикнул он и, толкнув меня обеими руками в грудь, почти побежал по дороге.

* * *

Атаман Громов налил себе в литровую кружку дефицитного кофе. Задумчиво помешал (сахара там не было, но привычка осталась) и вытянул половину кружки. Выдохнул, сказал: «Х-р-шо-о».

Полковник Ботушев бесстрастно наблюдал за действиями своего патрона. Больше в кабинете атамана никого не было. Со стены отслеживал происходящее атаман Бакланов. За окнами – остались решетки и открытые металлические ставни – горел магазин «Суперхаус». На него упал сбитый зенитчиками «Томагавк». В принципе было не жалко, так как товары из магазина давно вывезли, а поселиться там, слава богу, никто не успел.

Громов поставил кружку и посторонним голосом сообщил Ботушеву:

– У нас под носом действует неучтенный партизанский отряд. Это уже не война. Это кино «Неуловимые мстители», часть четвертая. Ты не снимал такое?

Полковник ответил таким же посторонним лицом. Потом вкрадчиво поинтересовался:

– А что ты так волнуешься? Ну, действует. Ну, отряд. Ну и что? Они же не нас бьют, а амеросов. Хай им добра по самые шульни.

– Сегодня не нас. А завтра? – прищурился Громов. – А если это второй батька Махно? И вообще, разведка хренова, тебя, как мой внук говорит, не напрягает, что ты ни хера не знаешь про какую-то воинскую часть?

Ботушев засунул в рот кончик уса. Погрыз его. Выплюнул, явно неудовлетворенный вкусовыми качествами прокуренных волос. И вдруг выдал:

– Слушай… Ты вот говоришь – часть четвертая… А я вот сейчас подумал… А если это действительно пацаны?

Громов даже отшатнулся на стуле. Усмехнулся:

– Да ну!..

Ботушев покачал головой: