Это был не кто, иной, как Луис Трехо.
А дело было так.
После того разговора в траттории «Золотой баран» с доном Хуаном Франциском Сантильяной относительно трудоустройства вышибалой в заведение – тогда Луис, то ли по собственной ему осторожности, то ли просто для того, чтобы набить цену, пообещал сообщить результаты своих размышлений на этот счёт завтра утром, он отправился в свою комнатку в старинном доме…
Он очень устал, и поэтому, едва поужинав консервированной ветчиной, сразу же лёг в постель. Луис попытался заснуть, попытался отключиться от всего, но сон никак не приходил.
Да и мог ли он спать?…
Зная, что в этом самом городе – да что в городе!… – в нескольких десятках минут ходьбы отсюда находится Марта, его Марта…
Девушка, которую он, несмотря ни на что, продолжал безумно любить…
Девушка, которую он не видел два года, девушка, чей образ неотступно преследовал его всё это время…
Как – просто лечь спать?…
А Марта, его Марта в это самое время будет весело хохотать в обществе этого гнусного типа, этого гринго из Йельского университета?!…
Нет, Луис не мог позволить себе такого!…
Наскоро одевшись, он отправился в сторону квартала Фуэнтэ Овехуано. Он шёл быстро, почти бежал. Спустя пять минут он был перед воротами особняка семьи Ломбардо. Ворота и калитка были уже заперты, но для Трехо это не явилось препятствием. Перемахнув через довольно высокий забор, он обошёл дом и очутился перед окнами какой-то комнаты, судя по обстановке, – спальни.
Придвинувшись поближе к высокому стрельчатому окну, обильно увитому диким виноградом, уже изрядно засохшим из-за невыносимой августовской жары, Луис Трехо услышал обрывки фраз:
– … Я так счастлива с Антонио… Я ещё никогда не испытывала ничего подобного… Когда я вижу его, когда я слышу его, я вся трепещу от волнения, от счастья… Моя душа всё это время полна каким-то неизъяснимым, необыкновенным чувством… Нет, его нельзя выразить, его нельзя передать просто словами. Я никогда не найду таких слов… Наверное, это и есть то самое счастье, о котором мечтает каждая женщина… Я никогда не думала, что такое возможно, – ещё раньше, до знакомства с Антонио, что такое можно разве что прочитать в книжках да посмотреть в фильмах…
Это был голос Ракель.
Ему вторил другой:
– …Мой Ортего Игнасио тоже любит меня, я тоже не нахожу себе места… Я так счастлива, что встретилась с этим человеком…
Луис вздрогнул.
Он узнал этот голос – он узнал бы его из тысячи, из миллиона, потому что голос этот был для него единственным и неповторимым… Он узнал бы этот голос везде – хоть в преисподней…
Сколько раз он снился ему по ночам, сколько раз он преследовал его, сколько раз он невольно вспоминался Луису в тюрьме, и Трехо всегда отгонял от себя эти назойливые воспоминания…
Он одновременно и жаждал, и боялся их, своих видений и воспоминаний…
Это был голос его любимой, его возлюбленной Марты Саманьего.
Тем временем оживлённая беседа между сёстрами, которые так долго не виделись друг с другом, продолжалась всё в том же русле:
– …А как отнёсся наш папа к твоему предстоящему браку?…
Трехо едва не сделалось дурно.
«О, Пресвятая Дева!… – едва не закричал он. – Что я слышу?!…»
Внезапно Луиса охватила крупная нервная дрожь – он ничего не мог с собой поделать. Отойдя от окна, чтобы не слышать больше страшных слов своей возлюбленной, он вынул из кармана жестянку пива и, судорожным движением раскупорив её, сделал несколько больших глотков. Однако и это не помогло. Луис нервным жестом отбросил жестянку подальше и опять придвинулся к окну…
И вновь он услышал голос Марты… Лучше бы он его не слышал!…
– …нормально, очень хорошо, Ортего Игнасио понравился ему… Он просто не может не понравиться… Но только вот старый дон Педро…
– …У него были какие-то возражения против твоей кандидатуры?…
– …Ещё бы! Это самый тщеславный и спесивый сеньор во всей Мексике!…
– …В Акапулько с него все смеются!…
– …Он так гордится тем, что кабальеро в пятнадцатом поколении, что смотрит на всех, у кого нет приставки к фамилии «де», как на последних плебеев… Послушать его, так все ниже его. Выше дона Педро де Кастильего может быть только Господь Бог… Педро очень оскорбился, когда узнал, что его любимый сын Ортего Игнасио, его опора на старости лет, его единственный наследник, пренебрёг добрыми отеческими наставлениями и решил взять в жёны, как выразился дон Педро, «простолюдинку»… Меня, то есть… Тем более, что он пророчил сыну какую-то богатую невесту – некую Софью Мержи, которая может быть, и не имеет ни капли голубой крови, но, тем не менее, как выразился сам дон Педро, «её богатство может оправдать этот серьёзный недостаток»…
– Софья Мержи?…
– …Да, да ты наверняка знаешь её!… Она страшна и вульгарна, как исчадие ада!…
– …А Ортего Игнасио?…