Никто, кроме тебя 2

Вот уже целый час Ракель лежала в кровати, широко открыв глаза, и смотрела, как из-за тяжёлой портьеры медленно выползает неестественно жёлтая, почти лимонного цвета полная луна – такие люминесцентно жёлтые луны бывают только тут, в Мексике…

Ракель повернулась на бок от прикосновения руки мужа. Она увидела, что Антонио не спит. Он ласково, но с потаённым вожделением смотрел ей в лицо, положив свою горячую ладонь на спину девушки. Спустя несколько минут он порывистым движением прижал её поближе к себе, и они некоторое время лежали и смотрели друг на друга, думая, наверное, об одном и том же…

«Боже, – думала девушка, – Боже, как хорошо мне с ним!…»

Девушка, незаметно для себя пододвигаясь всё ближе и ближе к Антонио, жадно вдыхала его сильный горьковатый запах и смотрела, как мерцают в глазах любимого блики лунного света…

Антонио приподнялся на локте и стал жадно целовать Ракель в грудь. Жёсткие шершавые губы ползали по коже – волнующие, алчные, и от одного только их прикосновения, у Ракель всё сладко замирало внутри…

Ракель зарылась лицом в его грудь. От мимолётных прикосновений рук Антонио, быстрых, жарких, легко скользящих по животу девушки, по её ногам, груди, в Ракель постепенно вливался жар, и каждая клеточка рвалась к любимому – всё ближе и ближе…

«Пресвятая Дева Мария, – едва не вырвалось у Ракель, – неужели его когда-то не было рядом со мной?… Неужели я когда-то не знала его?…»

Антонио, рывком перевернув девушку на спину, стал жадно целовать её грудь…

«Мой любимый, – думала Ракель, сгорая от блаженства, – мой любимый, ну почему люди не придумывают названия для любовных игр?… Почему, написав миллионы стихов о любви, романтике и благородстве, мечтатели и поэты постыдились дать название тому блаженному состоянию, слиянию, венцу и вершине любви?…»

Губы Антонио опускались всё ниже, ниже, к животу девушки…

Ракель только тихо постанывала от неизъяснимого наслаждения.

«О, мой любимый Антонио!… – думала она, – о, как крепки твои руки, как горячи твои бёдра на ногах моих, когда я распахиваю их навстречу тебе!… И сколько бы раз мы не любили друг друга, сердце снова замирает в тот самый миг, когда ты со стоном и вздохом входишь в моё лоно, разжигая своим яростным факелом всё нарастающее пламя, гудящее, слепящее и счастливое!…»

Лимонно-жёлтая луна исчезла. В спальне стало темно.

«Какая в тебе нежность и сила!… – изнемогала Ракель. – Когда ты любишь меня, когда ты входишь в меня, у тебя закрыты глаза, ты – весь во мне!…

Ближе!…

Ближе!…

Возьми меня всю, мой любимый!…

Не бойся, бери меня, делай всё, что захочешь!…

Я твоя, Антонио!…

Как тяжело ты прильнул ко мне!…

Какая сила в твоей мускулистой тяжести!…

О, какое наслаждение!

Я не в силах сдержаться!…

Теснее!…

Крепче!…

Ещё крепче!…

Какая радость!…

Какое счастье!…

Это радость бушует во мне!…

Я дышу ею!…

Отнялись ноги…

Они не весят ничего…

Только твоя тяжесть на моей груди…

Ты мой щит, Антонио…

Сильнее, Антонио!…

Сильнее, любимый!…

Пусть тебе будет сладко со мной…

Так же, как и мне теперь…

Мы прилепились друг к другу.

Мы стали одной плотью…»

***

Спустя час Антонио и Ракель уже спали…

Девушка, уткнувшись лицом в грудь Антонио, только крепко прижимаясь к ней, блаженно улыбалась во сне…

Антонио сразу же по приезде в Мехико взял за привычку очень рано вставать – в этом особняке раньше его просыпалась только горничная, всеми уважаемая донна Мария Торрес…

Впрочем, Антонио не раз с улыбкой замечал ей:

– Донна Мария, мне почему-то кажется, что вы вообще никогда не спите… Как бы рано я не проснулся – а вы уже на ногах…

Донна Мария в подобных случаях только отшучивалась – она не один десяток лет была в горничных, и за это время у неё выработалась профессиональная привычка мало спать. Ей было достаточно всего несколько часов.

В то утро Антонио, проснувшись, долго не хотел вставать, хотя его и ждало в городе множество дел…

Глядя на прекрасное лицо Ракель, он думал: «Как же неисповедимы пути Господни!… Никогда бы не подумал, что я могу влюбиться в эту девушку… Как она дорога мне, дороже всего на свете… Она – и ещё наша маленькая, бесконечно любимая Пресьоса…»

Теперь малышка, нежно посапывая, спала в соседней, смежной комнате…

Вчера девочка заигралась с Мартой, которая также души в ней не чаяла, и легла спать позже обычного. Антонио ещё с вечера попросил жену, чтобы та не будила Пресьосу слишком рано.

Антонио, не в силах себя сдержать, подвинулся ближе и поцеловал Ракель.

Та открыла глаза.

– О, Антонио…

Ломбардо виновато произнёс:

– Я разбудил тебя…

В ответ девушка только улыбнулась.

– О, прошу тебя – буди меня так каждое утро… Я не против… Нет, милый, я буду тебе только благодарна за такое пробуждение… Об этом только и может мечтать каждая женщина… О, я так люблю тебя, Антонио, ты даже и сам не знаешь… Это не сон – это лучшее, чем самый невероятный сон…

Тяжело вздохнув, Антонио поднялся с кровати и, ещё раз поцеловав жену, стал одеваться.