Никто, кроме тебя...(СИ)

- Сядь! – угрюмо повторил Иван, – Ей они ничего не сделают, а тебя, коль рыпнешься, сразу спровадят к праотцам! – не убирая пальцев с курка, он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Крики смолкли. Какое-то время сверху слышались лишь грубые голоса. Приглушённые – слов не разобрать. Только по интонации понятно – чего-то настойчиво требующие.

Скрипнув, захлопнулась сквозняком дверь. И снова тишина. Напряжённая, леденящая душу, бесконечная…

Безмолвный поединок двух буравящих друг друга ледяных взглядов, длился до тех пор, пока спускающиеся по лестнице шаги вновь не нарушили гнетущую тишину, постепенно растворившись за громко хлопнувшей входной дверью флигеля.

- Если с ней что-нибудь случилось, тебя, ублюдок, я первого голыми руками порешу!.. – сквозь зубы процедил Светлов, – Поэтому, советую сразу не промахнуться! – игнорируя направленный на него обрез, шагнул к двери и, задев плечом посторонившегося Ивана, вышел из кухни.

Забившись в угол, словно загнанный зверёк, переполненными ужасом глазами Ира смотрела на открывающуюся дверь. Сергей в три шага пересёк комнату и, присев рядом, обхватил ладонями её лицо.

- Что им было нужно?..

Ответа не последовало. Дрожащая, напуганная, она смотрела сквозь него – не видя... и только судорожно натягивала на поджатые к груди колени не по размеру длинную тельняшку.

Подняв на руки, он прижался губами к её виску.

- Прости... я не должен был оставлять тебя одну... прости... – Сергей бережно уложил девушку на кровать, с тревогой наблюдая за устремлённым в пустоту безжизненным взглядом.

За весь вечер Ира так и не проронила ни слова. Молча отказалась от еды, молча позволила осмотреть рану, а потом тихо уснула.

Эта встряска не прошла для неё даром: к ночи температура подскочила до сорока, и впереди были несколько часов изматывающей борьбы с лихорадкой. Приходилось силой удерживать мечущуюся по койке девушку, не давая ей сорвать трубку капельницы. В бессвязном бреду Ира то кого-то звала, прося о помощи, то плакала, умоляя оставить её в покое... Временами успокаивалась, впав в забытье, после чего всё повторялось по кругу. А потом вдруг откинулась на подушку и затихла... Рваное дыхание выровнялось, стало едва уловимым, и на заострившемся, словно у восковой фигуры лице заиграла улыбка. Пугающе красивая... и какая- то потусторонняя...

Ртутная нить термометра стояла на зловещей критической отметке.

При виде этой улыбки он впервые в жизни испытал суеверный ужас.

- ...Не смей, девочка моя... не смей уходить!.. Открой глаза!..

И хоть умом понимал – это типичная функциональная гипертермия – психосоматика, спровоцированная сильным стрессом, было до одури жутко.

Только под утро, когда удалось наконец сбить жар, он позволил себе немного вздремнуть. Впервые за двое с лишним суток.

====== Глава 50. Совершенно другой ======

Насчёт “неограниченной свободы” Астахов слово своё сдержал, только вот довольствоваться “привилегиями” приходилось исключительно в пределах флигеля. Впрочем, на большее он и не рассчитывал, да и надобности особой сейчас в этом не было. На данный момент, единственная задача – девочку эту вытащить... и защитить, чего бы это не стоило... Что будет потом – время покажет... Только вот есть ли оно, время это?..

Шли пятые сутки его здесь пребывания.

Контингент, с которым приходилось вынужденно сосуществовать, не изменился.

Семён, головой отвечающий за заложницу, или, как было принято говорить в этом тесном кругу – “гостью”, наведывался по несколько раз на день. Ни то чтоб заботливостью отличался, скорее опасался за шкуру свою, которую, случись что, “хозяин” живьём сдерёт. Сергею не составило большого труда добиться от него для своей подопечной чистого постельного белья и сменной одежды. Лекарства и перевязочный материал тоже доставлялись без проволочек.

Рамиль, приструнивший свою кавказскую гиперобщительность, даже если и попадался в поле зрения – ни во что не вмешивался, предоставив Семёну решать все насущные вопросы. И спиной не поворачивался никогда: видимо, в своё время приклад доходчиво объяснил степень риска.

Но самым энигматичным из всей этой компании был Леший. Про таких говорят “себе на уме”. Спокойная уверенность, проявляющаяся во всём, отличала его и от вспыльчивого Рамиля и от Сёмы тупоголового. Даже среди них он, казалось, не был “своим”. Его сдержанность, которая на первый взгляд воспринималась, как безразличие, порой казалось, таит в себе скрытую угрозу. Взгляд серый, холодный, как сталь и какой-то пронизывающий... С таким лишний раз сталкиваться не хочется... Но именно с ним-то и приходилось контактировать чаще остальных.